Сокровище Китеж-града

Смирнов задумался, как ответить. Данные, полученные им от покойного Неделина, были весьма скупы – девичья фамилия Варвары Несторовны да место рождения. И все. Невеста наотрез отказалась знакомить Ивана Даниловича со своей родней – даже слышать о ней не желала – и о себе ничего не рассказывала. Он сам полюбопытствовал, заглянул тайком в ее паспорт: выходило, что родом она из деревни Сычуга.

– Мне нужен Нестор Гольцов, – наконец сказал Всеслав. – Или его жена.

Бабы переглянулись.

– Нестор Потапыч, что ли? Дак… помер он. Годков пять как помер! А жена его, Прасковья Федоровна, того… малость не в своем уме.

– Тебя не про ум спрашивают, – одернула низенькую та, что повыше и подородней. – Неча языком зря трепать! Во-о-он их дом, Гольцовых-то, – показала она рукой. – У кривой березы.

Бабы зашагали дальше, а сыщику пришлось свернуть вправо. Он ступил в полную воды колею и выругался. Дом Гольцовых, окруженный некогда добротным, высоким забором, сейчас покосившимся, мрачно выглядывал из старого сада. Его крыша, темная от сырости, обветшала. Сразу видно – двор без хозяина.

Всеслав толкнул калитку, и та со скрипом открылась. Узкая дорожка вела к некрашеному крыльцу. Дверь в дом была приоткрыта. В просторных сенях пахло картошкой, рогожами.

– Эй, хозяйка! – крикнул Смирнов, осматриваясь.

Деревенское запущенное жилье наводило уныние.

Скрипнула дверь, и в сени из горницы вышла крепкая молодая девка, краснощекая, подпоясанная цветастым передником.

– Вам кого? – удивленно спросила она.

– Мне нужна Прасковья Федоровна Гольцова, – как можно приветливее сказал сыщик. – Могу я поговорить с ней?

– А вы кто?

– Я из Москвы, – ушел от ответа господин Смирнов.

– Деньги привезли! – обрадовалась девка. – А почему Авдотья сама не приехала? Она, часом, не захворала? Я тут с теткой Прасковьей замучилась совсем! Не в себе она, и с каждым днем ей все хуже и хуже. Лекарства нужны, а у меня деньги закончились.

Всеслав похвалил себя за предусмотрительность. Он смутно предполагал, как могут разворачиваться события в Сычуге, и захватил с собой некоторую сумму денег. Варвара Несторовна платила ему исправно и щедро, потому что была заинтересована в скорейшем исходе дела, а деньги клиента должны способствовать расследованию.

– Вот, возьмите, – сыщик протянул девке конверт с деньгами.

– Ой, да что ж мы стоим в сенях?! – спохватилась она, пряча конверт в карман передника. – Идемте в горницу. Тетка Прасковья всю ночь маялась, а к обеду задремала. Я вас накормлю, чайком напою. Промокли небось? Дождь-то зарядил – третий день льет, окаянный!

Они вошли в просторную горницу, где много места занимала русская печь. По бревенчатым стенам висели потемневшие от времени иконы. Длинный самодельный стол был чисто выскоблен, ничем не застелен. В голые окна заглядывал мокрый, запущенный сад.

– Холодновато у вас, – сказал Смирнов, поеживаясь.

Он изрядно промок и только сейчас, в этой строгой, мрачной горнице ощутил озноб. Кроссовки тоже намокли, и холод от ног поднимался вверх, вызывая легкую дрожь.

– Я сейчас печку растоплю, – засуетилась девка. – Самовар поставлю. Как там Авдотья поживает, в городе-то?

– Да ничего… нормально поживает.

Сыщик, которого девка, по всей видимости, приняла за знакомого неведомой Авдотьи, теперь должен был поддерживать эту легенду. Так он больше узнает.

– Авдотья приезжает раз в полгода, привозит деньги, – сидя на корточках у печки, говорила девка. – С тех пор как Нестор Потапыч умер, она в город подалась, на заработки. А тетку Прасковью на меня оставила. Раньше-то я управлялась, а нынче невмоготу стало.

От печки потянуло дымком; занялись оранжевым пламенем дрова, затрещали. Девка закрыла заслонку, поставила самовар и сбегала в сени за яйцами и салом.

– Вас как зовут? – спросил Всеслав.

– Нюркой, – ответила девка, смущенно опустив глаза. – Разве Авдотья не сказала?

– Торопился я, на поезд опаздывал, – напропалую врал Смирнов. – Она мне деньги сунула, адресок шепнула, и все.

– Из нее слова не вытянешь, – кивнула Нюрка. – Все тишком да молчком! Они все бирюки такие-то, Гольцовы! Тетка Прасковья, только когда умом тронулась, начала болтать без умолку. Видать, за всю жизню наговориться решила. А я слушай да ночами не спи! Страсти-то, господи!

– Какие страсти?

– Ой… она такое говорит… такое… без привычки душа мрет! – Нюрка по-деревенски обхватила голову руками, закачалась из стороны в сторону. – То про какой-то ангельский град Китеж… то про пришествие антихриста… Ужасть! Гольцовы ведь староверы. Их все деревенские стороной обходят.