Мобилизация

Да будет так? Тысячелетие истории замкнулось, повторяя события, оно превратилось в змею, впившуюся в собственный хвост?

«Созданная жить и любить, я погибну тут? Последней мыслью станет вычисление координат цели, последним усилием воли – выстрел, который, наверное, уже ничего не изменит».

Со дна котловины, объятый пламенем от работы планетарных двигателей, стартовал штурмовой носитель класса «Нибелунг».

По сути, его появление на сцене событий служило приговором.

«Почему за тысячу лет развития мы не научились ничему? Не стали настолько сильными, чтобы больше не применять силу?»

Мысли проносились мгновенно, служили фоном к действию.

Хорошо, что все закончится так. Она боялась будущего, боялась, что Тернов никогда не ответит ей таким же взаимным, глубоким и пронзительным чувством.

Торсовый поворот, оглушительный рев ракетного запуска, близкий разрыв вражеского снаряда, всплеск пламени, рваные клочья дыма, осколки, секущие по броне…

Догорали последние мгновения. В мысли вплетались злобные отчеты о критических повреждениях, «Хоплит» истекал дымом из множества пробоин, но еще держался под ураганным огнем.

Три корабля Инсектов пылали. «Фалангер» Урмана, давя и расталкивая обломки вражеских машин, вырвался на относительный простор технической площадки, за которой начинался последний, ведущий вниз отрезок спиральной дороги.

Смерть повсюду.

По противоположной, расположенной чуть выше дуге серпантина, двигалось свежее серв-соединение.

«Одиночки» покидали укрепления, открывая себе сектора обстрела. Вражеских машин становилось все больше, системы защиты уже не справлялись с количеством направленных в ее «Хоплита» запусков.

«Какими они были, люди, создавшие меня на излете той страшной войны?

О чем они мечтали? Как поступили бы?

Мне уже не открыть сокровенных тайн. Но те люди действовали бы иначе. Они слишком много потеряли на войне, чтобы продолжать это безумие».

Ее «Хоплит», припадая на поврежденный ступоход, упрямо продвигался среди разрывов, прикрывая ведущего.

Два «Фалангера», двигавшиеся выше, по другую сторону раскопа, поймали ее машину в прицел.

Тонко взвыл сигнал, предупреждающий об опасности, Катя отреагировала мгновенно, но поврежденные приводы уже не успевали исполнить команду.

Все…

Через доли секунд снаряды разорвут рубку, превратят ее в месиво металла, пластика, плоти.

Катя не успела зажмуриться.

Страх неизбежности поглотил ее разум, заставил оцепенеть, и вдруг, за секунду до смерти, она увидела изуродованную машину Тернова.

– Держись! – сиплый голос прорвался сквозь помехи. «Фалангер» Ильи наклонил рубку, заслонил собой ее «Хоплита», принимая смертельный удар на толстый лобовой скат брони.

Мир потонул в огне.

– Катапультируйся! – Катя кричала, но с ее побелевших губ не сорвалось ни звука, крик шел изнутри, в нем сконцентрировалось все непрожитое, все ошибочные суждения, все несбывшиеся надежды, все, что она потеряла в этот миг: ведь он заслонил ее, жертвуя собой!..

* * *

– А ты повзрослел, сынок!..

Лязг рвущегося металла, надсадный вой поврежденных сервоприводов, языки пламени и клубы едкого дыма, прорвавшиеся в рубку «Фалангера», помутнение сознания, рев сигналов тревоги, индикаторы экстренного отстрела грозящих взорваться хранилищ боекомплекта – все это промелькнуло вмиг, нахлынуло и ушло, остался лишь вкус крови на губах, саднящая боль да голос – порождение предсмертного бреда.

– Отец?! – его обескровленные, побелевшие губы едва шевельнулись. – Прости. Не успел…

Перед глазами наслаивались друг на друга две гаснущие реальности.

– Мы сделали все, что могли…

Корабли Инсектов пылали. «Хоплит» Кати неуверенно возобновил движение.

На том месте, где перед началом боя стоял «Отделившийся», зияла воронка.

«Нибелунг», стартовавший со дна котловины, поднимался ввысь. Огонь противника стал слабее, мощный корпус штурмового носителя блокировал сектора обстрела, но все было кончено, – Илья понимал, что умирает, а через несколько секунд залп бортовых орудий «Нибелунга» поставит точку в скоротечных, драматичных событиях.

Время замерло.

На фоне огненных всплесков, тугих черных смерчей проявился зыбкий, почти нереальный образ.

Отец выглядел изможденным, исхудавшим, кожа да кости, иначе не скажешь.

Они смотрели в глаза друг другу.

– Держись, сын, – голос Ральфа звучал отдаленно, надтреснуто. – Мне уже не выбраться из их кокона, но ты все сделал правильно. Дал мне шанс вырваться из-под их контроля. Я знал, что ты рано или поздно станешь искать меня. Надеялся. Ждал. Держись, не умирай. Я же держался. И ты сможешь… – его образ вдруг начал таять, языки пламени вновь обрели динамику взрывов. Изуродованный «Фалангер» Тернова начало опрокидывать ударной волной, но серв-машина не рухнула, лишь с лязгом ударилась рубкой о стену раскопа и замерла, истекая дымом, уже не способная продолжать бой.