Инга не верила словам полубезумной старухи, но жалость, сострадание не покинули ее, – ошеломленная, охваченная желанием бежать, уплыть, она все же задержалась, нерешительно протянула руку:
– Вальма, пойдем со мной! Ты… ты не должна тут оставаться!..
– Никуда я не пойду! – резко ответила старуха. – Страшно – беги. Только все равно вернешься сюда, никуда не денешься!
Инге действительно было страшно. Все перевернулось в душе.
Выходит, родители никогда не говорили мне правды? Просто молчали? Но почему?!
– Вальма, пойдем со мной!
– Я сказала, – нет! Некуда бежать, девочка!..
Голос Вальмы звучал все глуше. Она что-то бормотала, а Инга, не выдержав, все же попятилась к воде.
В батт отсеке отшельника было тепло, пахло металлом. Инга, выбравшись на край шлюзового бассейна, накинула почти невесомую тунику, – Фридрих всегда держал необходимые вещи у входа, заботясь, чтобы даже неожиданный гость не чувствовал себя стесненно.
– Инга? – он вышел из смежной комнаты, вытирая руки. Опять возился со своими механизмами. Взглянув на девушку, старик сразу почувствовал неладное. – Ты почему такая бледная? Что случилось?
Она зло сверкнула глазами, обожгла взглядом, молча прошла к столу, уселась, не зная, с чего начать разговор.
– Зачем?! Зачем ты мне солгал?! – Инга внезапно разрыдалась. Нервное напряжение, так долго копившееся внутри, внезапно выплеснулось.
Фридрих не бросился ее утешать, присел рядом.
– Объясни, что случилось.
– Ты ведь знал! Знал, что когда-нибудь все узнаю!
– Инга, успокойся!
– Не перебивай!.. – она с трудом подавила рыдания. – Я сегодня заплыла в заброшенные кварталы… – ее голос срывался. – Ты даже не представляешь, что я увидела и кого встретила!.. Все – ложь!..
– Так, давай по порядку!
– Почему никто не сказал мне, что детей бросают в Бездну с утеса?!
Фридрих вздрогнул.
– Николай и Екатерина все решились рассказать тебе о «Пути Выживших»?
– Мне все рассказала Вальма! – Ингу трясло, она даже не заметила, как смертельно побледнел отшельник, услышав имя безумной старухи. – О Бездне, об Утесе Эмиранга, об отступниках! О детях, что никогда не вернуться оттуда!
– Вальма давно исчезла! – с трудом выдавил Фридрих.
– Представь, она жива! Влачит жалкое существование в подводной пещере! – Инга едва сдерживала слезы. – Почему мне лгали?! Зачем заставили верить, что наш мир прекрасен и добр?!
– Разве нет?
– Бросать беспомощных детей в Бездну, изгонять отчаявшихся родителей, – это ты называешь «добром»?
– На протяжении сотен лет Путь Выживших был неизбежностью, роком. Выжить без эмиранга невозможно! – он взглянул на девушку и добавил упавшим голосом: – Инга, прости… Не думал, что все так обернется… Хотел уберечь тебя от шока, рассказать все со временем, постепенно…
Инга молчала, и он глухо продолжил:
– Где-то там, в Бездне, на очень большой глубине обитают эмиранги. Они никогда не поднимаются к поверхности, кроме единственного исключения: они могут всплыть, спасая младенца. На этом и основан обряд. Капсулу с ребенком бросают в пучину пропасти, но что именно происходит дальше, неизвестно никому. Если обряд прошел успешно, то через некоторое время из Бездны поднимается эмиранг, перехвативший тонущую капсулу. Он принимает форму веретена, долго кружит в отдалении, словно присматривается к людям. Иногда «возвращение» – так именуют финальную часть обряда, длится дни или даже недели.
У Инги все сильнее кружилась голова. Она вдруг представила себя – маленькую, беззащитную, увидела, как утлую скорлупку сталкивают в Бездну и она тонет, исчезая во мраке.
Дрожь гуляла по телу крупными мурашками.
– А что если рядом с тонущим ребенком не окажется эмиранга?
– Тогда дитя погибнет.
Инга вздрогнула.
– Такое случалось?
– Да. К сожалению.
– То есть и я? Я тоже могла погибнуть в Бездне?
– Могла.
Инге было жутко. Она представляла, как родители провожают взглядом герметичную капсулу со своим ребенком, исчезающую во мраке Бездны, и все опять переворачивалось внутри. Как они могли так поступить со мной? На что надеялись? На удачу? На древние предания?
Голова шла кругом. Мысли путались, кружили разорванные, неприкаянные, реальность выглядела чудовищной, а все, во что верилось еще утром, рухнуло, рассыпалось, и, казалось, уже не вернется никогда…