Знак Истинного Пути

— Посоветоваться? — машинально переспросила Наташа.

— Да, и решили, конечно, нашу прежнюю домработницу заменить. Она Ольге Степановне в подметки не годилась. Согласись, готовит она отменно. Да, Наташ, чуть не забыл — нас Сваровские приглашают в ресторан, отметить день рождения ребенка. То ли в понедельник, то ли во вторник, точно не помню. Пойдем?

Наташа помолчала, собираясь с мыслями.

— Знаешь, — не очень уверенно произнесла она, — мне как-то не хочется Тимку по ресторанам водить…

— Так ведь детское кафе! Во всяком случае, там игровая комната есть. Наташ, ты что-то темнишь, по-моему.

Иногда Эдик проявлял слегка пугающую Наташу проницательность, и, подумав секунду, она решила сказать правду.

— Если честно, я сама не хочу идти.

— Почему? Тебе Сваровские не нравятся?

— Нравятся. Только они ведь меня знали еще как учительницу их Анжелы…

— Ну и что тут такого? — недоуменно спросил Эдик.

— Эдя, ты такой наивный! — не выдержала Наташа. — Да то, что они меня будут очень внимательно разглядывать и обсуждать, а я не хочу сидеть весь вечер как под обстрелом. Ника человек очень язвительный, хотя и дружелюбный, я не смогу поддерживать беседу на том уровне, который она задаст.

— Да что ты глупости всякие говоришь: уровень… задаст… Там еще будет шесть человек, и никому в голову не придет язвить о чем-то или обсуждать кого-то. А потом, я, конечно, в женской психологии не очень разбираюсь, но, по-моему, люди не придают большого значения нашей с тобой свадьбе. Подумаешь, учительницей ты работала! Один день поговорили — и забыли. А может, и дня не говорили.

— А вот здесь ты ошибаешься, — покачала головой Наташа. — Ладно, пойдем в твой ресторан. Может быть, я и в самом деле преувеличиваю.

— Ну, вот и хорошо! — обрадовался Эдик. — А то ты сидишь дома безвылазно, никуда не ходишь, только с Ольгой Степановной на кухне и беседуешь, бедная моя. Скучно тебе у нас, да?

— Нет, не скучно, — искренне ответила Наташа. — Совсем не скучно.

* * *

Родник действительно был святым, как и обещал Данила. Это чувствовалось сразу и во всем. В дыхании старых деревьев вокруг; в тишине, нарушаемой только плеском воды, падающей из трубы в каменную чашу; в воздухе, пронизанном нежными солнечными лучами, еще не греющими в это время суток. Даже тропинка, по которой они добрались сюда несколько минут назад, была какой-то особенной. Теперь они стояли вокруг чаши с водой.

— Безымянный, дай мне ковш, — негромко попросил Данила.

Один из мужчин расстегнул рюкзак и достал обычный алюминиевый ковшик. Девушке даже стало немного обидно за такую прозаичность, но тут она заметила, что на краю ковша видны грубовато выведенные буквы, незнакомые ей. Она удовлетворенно наклонила голову и кивнула самой себе. В Даниле не сомневаются. К тому же какое значение имеет видимая сторона? Главное — содержание.

Учитель набрал воды в ковш и повернулся к ближайшей фигуре. Словно зная, что нужно делать, та опустилась на колени и откинула с головы капюшон. Это была та самая полная женщина, к которой девушка относилась немного покровительственно, и на секунду ей стало обидно: все-таки первой могла бы быть и она. Но она тут же прогнала от себя нехорошие мысли и попросила у Бога прощения.

Данила отвел руку с ковшом назад и резко выплеснул воду в лицо Безымянной. Женщина слегка дернулась, потом наклонила голову, накинула капюшон. Данила вновь набрал воды и повернулся к следующему Безымянному.

Глядя на то, как ее спутники один за другим опускаются на колени, открывая лица для святой воды, девушка уже в который раз поймала себя на мысли об их уродстве. И опять упрекнула себя за это: ведь только что признала, что внешность — только видимость. Зато каждый из них, кроме немногих, вроде нее и полной женщины, уже проходил этой дорогой. Только последний этап был другим. Она начала было вспоминать, что рассказывал ей Учитель о последнем этапе, пройденном им тогда, когда ее еще не было с ними, но тут Данила остановился напротив нее, и девушка поняла, что подошла ее очередь. Снимая капюшон, стараясь не зажмуриваться в предчувствии холодной воды, она приготовилась, но то, что случилось, застало ее врасплох.

Неожиданно четыре сильных руки подхватили ее сзади и сбоку, подняли и быстро поднесли к чаше. Она открыла было рот, чтобы спросить, но, увидев выражение лица Данилы, передумала. Тот стоял и спокойно смотрел на нее — значит, все в порядке. Кивок Учителя — и ее внезапно подняли вверх. Она так и не поняла, кто именно, — лица были закрыты капюшоном. И тут девушка ощутила, что летит вниз головой в каменную чашу с тихо журчащей водой. Она успела только негромко вскрикнуть, когда ее макнули головой в ледяную воду, тотчас залившую нос, рот и уши, — и ее снова вытащили. Секунда на вдох, который она так и не успела сделать, — и снова головой вниз, в темную глубину. Изо всей силы мотнув головой, девушка попыталась освободиться, но ей резко нажали на затылок, и она опять погрузилась в холод. На сей раз ее держали дольше, и она носом и подбородком чувствовала шероховатость камня. Только это ей и запомнилось. Рывок вверх — и опять вниз. Секунда, другая, третья. Каким-то шестым чувством она вдруг поняла, что происходящее не игра, что ее действительно могут утопить, и отчаянно задергалась, пытаясь освободиться от мертвой хватки безымянных. Напрасно. В голове раздался звон, сначала издалека, потом громче, и она вдохнула черную воду, а в следующий момент уже стояла на коленях перед Данилой, задыхающаяся, отчаянно кашляющая, все еще не осознавшая, что ее вытащили в последнюю секунду.