— Могилу. Я хочу, чтобы вы нашли могилу.
— Вы понимаете, что…
— Да. Я понимаю. Если возможно.
— Хорошо.
Он собрал бумаги, попрощался кивком и вышел. Евгения Генриховна осталась сидеть за столом, глядя в окно, за которым летел мокрый февральский снег. «Гонорар, — вспомнила она. — Мы же не обсудили его гонорар». Она хотела позвонить Мальчику Жоре, чтобы он вернул Илюшина, но тут же поняла. Этот юноша специально не стал говорить о деньгах. Пожалуй, она его недооценила.
— Мам, ищи меня, я спрятался! — неожиданно раздался за дверью пронзительный голос.
Евгения Генриховна потерла лоб рукой и подумала, что сегодня стоит забыть о принципах и ретироваться из собственного дома. И тут зазвонил телефон.
Наташа с Тимом играли в прятки, когда Евгения Генриховна вышла из своего кабинета на втором этаже и быстро прошла мимо них. Наташа как раз нашла Тима, и теперь он радостно барахтался у нее в руках, сопя и повизгивая.
— А я ужасная лисица, я съем маленького крольчонка! — страшным голосом пообещала Наташа, и заметила свекровь: — Ой, добрый день!
— Добрый день, — сдержанно улыбнулась та.
— Тима, что нужно сказать?
— Добрый день, — послушно повторил мальчик. — Мам, а это кто?
Евгения Генриховна остановилась на верхней ступеньке лестницы, ожидая ответа Наташи. Замечательно! Просто замечательно! Чужой байстрюк в ее собственном доме интересуется, кто она такая! Причем его мать уже два месяца проживает здесь с ним, вполне могла бы объяснить своему отпрыску, кто есть кто. Впрочем, что с нее взять…
— Наверное, куница, — прервал ее мысли голос невестки. — А может быть, и белка.
— Нет, не белка! — Пронзительный голос мальчишки заставлял Евгению Генриховну морщиться. Господи, почему он не может разговаривать, как обычные дети? — Я знаю, кто это! Это… это…
— Да? — с улыбкой посмотрела на него Евгения Генриховна. — Ну, Тимофей, скажи, кто я?
— Вы — баба Женя! — торжествующе заявил мальчик. — А вовсе никакая не куница! А я от вас все равно спрячусь, вон за той занавеской.
Он вырвался из рук матери и убежал. Наташа осталась стоять, чувствуя себя крайне неловко.
— Я — баба Женя… — задумчиво произнесла Евгения Генриховна. — Прекрасно. Чем дольше живу, тем больше нового узнаю о себе.
Наташа не сдержалась и хихикнула. Свекровь без улыбки взглянула на нее, кивнула и стала величественно спускаться вниз по лестнице.
— Ты представляешь, Тима твою маму назвал сегодня бабой Женей. — Наташу разбирал судорожный смех.
— Ты что, серьезно? — Эдик недоверчиво взглянул на нее. — Откуда он взял такое?
— Да ты же сам и сказал, забыл?
— А, ну да, точно. Елки-палки, я же не думал, что он при ней скажет…
— Эдя, маленькие дети всегда все повторяют. А потом, как ему еще ее называть?
— Ну, хотя бы тетя Женя, что ли… Тьфу, тоже звучит как-то… не очень. Наташ, и как мама отреагировала?
— Да, по-моему, с юмором. Во всяком случае, не рассердилась.
Эдик задумался, потом погладил жену по руке.
— Знаешь, пусть называет ее бабой Женей. Есть у меня слабая надежда, что у мамы запустится механизм любви к внукам.
— Но ведь Тима не ее внук, — возразила Наташа.
— Теперь — ее, — решительно сказал Эдик. — Вот пусть и привыкает. Честно говоря, мне кажется, что через год она с Тимошкой так будет нянчиться, что мы ее оторвать от него не сможем.
Наташа в сомнении покачала головой — подобная перспектива казалась ей очень и очень маловероятной. Хотя… чем черт не шутит?
Вечером Евгения Генриховна сидела в своем офисе, куда она приехала час назад. День был переполнен отвратительными Знаками, и вот теперь они начинали подтверждаться: только что сидящий перед ней пожилой мужчина произнес фразу, которую не мог, не должен был говорить: «Боюсь, что нам придется уступить».
— Сергей Давыдович, — заговорила она наконец, побарабанив пальцами по столу, — я вас не совсем понимаю.
— Я сам, Евгения Генриховна, ничего не понимаю, — отозвался тот. — Старый, видимо, стал, раз ничего толком узнать не могу — ни кто он, ни откуда вылез, ни чем занимается. Но вот в одном меня убедили — с ним лучше не связываться.
— Кто убедил? — сухо поинтересовалась женщина.
— Не имеет значения, но, уверяю вас, человек очень и очень осведомленный. — И Сергей Давыдович показал пальцем куда-то в потолок.