37  

Идя рядом с последним Безымянным по песчаной дороге, поросшей на обочинах высоченной, в человеческий рост, крапивой, она осторожно рассматривала каждого из попутчиков и пыталась объяснить самой себе, почему ей даже и не хочется заводить с ними разговоры. «Наверное, дело в том, что наш Путь не должен сопровождаться какой-то болтовней, — наконец решила девушка. — Молчание — как-то более торжественно».

Идущий около нее безымянный повернулся, словно подслушав ее мысли, и со странной усмешкой взглянул девушке в лицо. Это был мужчина лет сорока, сутулый, с сероватым лицом, на которого она никогда не обращала внимания. Он почти всегда шел последним. Девушка первый раз оказалась так близко от него, и до нее донесся запах, исходящий от Безымянного, — кисловато-терпкий запах немытого мужского тела. Она вздрогнула и быстро прошла несколько шагов вперед, но запах остался с ней, и даже пыль, поднявшаяся от остальных паломников, не могла заглушить его. Женщина, с которой поравнялась девушка, тоже бросила на нее косой взгляд, но тут же отвернулась. Высокая, очень худая, с висящими по бокам заостренного лица черными волосами, она напомнила девушке дохлую ворону, которую та как-то в детстве нашла в бабушкином саду и почему-то страшно ее испугалась. Испугалась настолько, что расплакалась, и дед успокаивал ее, гладя маленькой сухой ладонью по спине, пока она не перестала заикаться от слез. Она так и не сказала родным, что перепугало ее, но сейчас, идя рядом с Безымянной, отчетливо вспомнила тот случай.

Подумав об этом, девушка внезапно поняла, почему она не хочет разговаривать ни с кем из своих попутчиков. Дело было вовсе не в торжественности молчания.

Просто они ей не нравились. Никто. Ни один из них.

Изба оказалась очень просторной и чистой. Молчаливый бородатый хозяин, которого Данила назвал Андреем, четверых Безымянных оставил в доме, а остальных отвел в большую пристройку на заднем дворе. Там вдоль стены стояли длинные узкие кровати, видимо, соструганные самим хозяином, и на каждой лежало шерстяное покрывало.

— Так, одному не хватает, — хмуро сказал Андрей, пересчитав Безымянных. — Кто нынче на сене спать будет?

— Ой, а можно мне? — встрепенулась девушка.

Хозяин обернулся, смерил ее взглядом и кивнул.

— Ладно, только чур не орать ночью, если что. Ну там, шорох мышиный услышишь или, может, что другое…

— А что — другое? — с интересом спросила она, начиная догадываться, почему Данила попросил ее спать на сеновале.

— Сама увидишь. Ну, пойдем.

Когда они вышли во двор, хозяин неожиданно попросил:

— Послушай, добеги до баньки, скажи хозяйке моей, что гости прибыли. А я пока тебе приготовлю все.

Девушка не поняла, что можно готовить на сеновале, но послушно пошла к маленькому строению с одним светящимся окошком далеко в огороде. Поблизости переругивались собачонки, и на дальнем конце села какой-то пес отвечал им злым басовитым рыком.

— Хозяюшка, — позвала девушка, подойдя к бане.

— Ай? — отозвался из предбанника низкий женский голос.

— Вам Андрей просил передать, что гости у вас.

— А-а, паломники-то? Иду я, сейчас иду. Выхожу уже.

Девушка поспешно зашагала обратно, глядя под ноги, чтобы не споткнуться на тропинке, и чуть не врезалась в самого хозяина.

— Куда торопишься-то так, прыткая? Ну, сказала?

— Сказала. Она говорит, что уже выходит.

Андрей завел девушку в сарай, щелкнул выключателем на стене, и тусклая лампочка осветила деревянную лестницу, ведущую под крышу.

— Забирайся. — Он сунул ей в руки одеяло.

— Спокойной ночи, — пожелала она, с любопытством оглядываясь вокруг.

— И тебе того же.

Дождавшись, когда она поднимется, он крикнул снизу:

— Ну что, готова?

— Да, спасибо.

Щелкнул выключатель, проскрипела дверь, и она осталась одна. В кромешной темноте.

Усевшись на корточки в ворохе сена, девушка закуталась в одеяло и принялась ждать. В том, что ей предстоит очередное испытание, она не сомневалась — не зря же Данила отправил ее сюда. Наверное, опять будут чем-нибудь пугать. И хозяин предупреждал… Ничего, первое она прошла — и второе пройдет!

Сидеть в сене было тепло и приятно. Сухие травинки немного покалывали через одежду. Пахло почему-то не так сильно, как она ожидала, и к аромату сухой травы примешивались еще какие-то непонятные запахи — то ли дерева, то ли животного, то ли того и другого сразу. Внизу что-то тяжело вздохнуло, и раздалось фырканье. «Коровы, — сообразила она. — У них же здесь коровы или еще кто-то. Овцы, может быть?» Теперь она отчетливо ощущала запах, поднимающийся снизу — тяжелый, щекочущий ноздри. Что-то тихо шуршало то в одном углу, то в другом, и девушка вспомнила про мышей. Подняв голову, она увидела щели в потолке, сквозь которые пробивался слабый свет. «Ночь лунная. Все хорошо будет видно. Значит, не так страшно».

  37  
×
×