98  

— Пять… девять… пять…

Он прижал лакрицу немного поплотнее. И он вдруг почувствовал, как под сладкой оболочкой все заерзало, задвигалось. «А что, если лакрица не выдержит? Что, если она прорвется до того, как я сниму с нее эту мерзость? В ней весь яд Аделии, все ее зло… вдруг она прорвется раньше, и я не успею снять эту гадость?»

Приближающийся поезд снова дал сигнал. Но этот сигнал поглотил другой звук. То был крик от боли, которая пронзила Сару.

— Потерпи… — И в это же мгновение он протянул сладкую оболочку из лакрицы и поспешно сложил ее пополам. Теперь эта мерзость у Сэма в руке. Она здесь, внутри конфеты. Бьется, пульсирует, как крошечное больное сердечко. На шее у Сары остались три малюсенькие темные дырочки, не больше, чем следы уколов.

— Его больше нет! — воскликнула она. — Сэм, его больше нет!

— Не спеши, — сурово нахмурившись, сказал Сэм. Лакрица лежала у него на ладони и что-то вроде пузырика пробивалось наружу, изо всех сил стараясь прорвать оболочку…

Теперь поезд с грохотом проносился мимо железнодорожной станции Джанкшн Сити, станции, где человек, которого звали Брайэн Кслли, однажды швырнул Дейву Дункану четыре мелкие монеты и потом велел ему катиться оттуда и больше не показываться. Вот он уже в трехстах ярдах от них, и это расстояние быстро сокращается.

Сэм энергично и решительно прошел мимо Сары и пригнулся на колени возле рельсов.

«Сэм, что ты делаешь?»

— Ну-ка, начали, Аделия, — негромко проговорил Сэм. — Как насчет этого? — И он бросил этот пульсирующий, растягивающийся шарик Красной Лакрицы на один из стальных рельсов, отражавший падающий на них свет.

Его собственное сознание раздирал крик, полный невысказанного гнева и ужаса.

Он немного отошел назад, наблюдая, как заключенная в лакрице мерзость пыталась вылезти из кожи вон, чтобы освободиться. И вот сладкая оболочка треснула… и внутри он увидел нечто более густого красного цвета. Оно отчаянно пыталось выбраться наружу… но в этот же момент оно оказалось под колесами поезда, прибывавшего в Омаху в 2 часа 20 минут. Этой мерзости был уготован мощный град ударов возмездия.

Лакрица исчезла, и как по мановению палочки в сознании Сэма Пиблза замолк тот сверлящий, пронзительный крик. Он сделал шаг назад и повернулся к Саре. Она едва стояла на ногах, ослепленная радостью, полная изумления. Он обнял ее и прижал к себе, а мимо них, развевая их волосы, громыхали крытые вагоны, вагоны-платформы и вагоны-цистерны.

Так они стояли, пока мимо них не промелькнул служебный вагон, который унес с собой на запад маленькие красные огоньки. И тогда она немного отодвинулась от него, оставаясь в его объятии, и посмотрела на него.

— Сэм, теперь я свободна? Я действительно освободилась от нее? Похоже, что да, но мне с трудом верится.

— Ты свободна, — подтвердил Сэм. — Твой штраф, Сара, тоже уплачен. На веки вечные. Твой штраф уплачен.

Она прижалась к нему, нежно целуя его в губы и щеки, и глаза. Свои глаза она не закрывала. Она не отрывала от него своего серьезного взгляда.

Наконец, он взял ее за руки и сказал: «Почему бы нам не пойти обратно в дом и не отдать свои последние почести? Твои друзья, наверное, потеряли тебя?» — «Они могут стать и твоими друзьями, Сэм… если ты этого захочешь».

Он утвердительно кивнул: «Хочу. Я очень хочу этого».

— Честность и вера, — сказала она и прикоснулась к его щеке.

«Именно эти слова». Он снова поцеловал ее и подал ей руку: «Не желаете пройтись со мной, леди?»

Она взяла его под руку.

— Куда вам угодно, сэр. С вами — куда угодно. И они медленно пошли назад, пересекая лужайку, и дальше на Улицу Углов, вместе, рука об руку.

  98  
×
×