Время не властно

В нем самом бушевала гроза, отражение которой он видел в ее глазах. Она постепенно придвигалась к нему, вжимаясь в него всем телом — мучительно медленно, постепенно. Он хотел ее поцеловать, но она первая впилась губами ему в шею. Пульс у него бился с бешеной скоростью, подхлестывая, воспламеняя ее. Одежда казалась лишним, ненужным препятствием, мешающим им соединиться.

Она рывком стащила с него свитер и швырнула на пол. Издав хриплый стон, принялась целовать его грудь и плечи. У нее кружилась голова от его аромата — земного и очень мужского.

И вот губы Санни добрались до того места, где билось его сердце. Она поняла, что его сердце бьется для нее. На мгновение она подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза…

Он удивлялся тому, что еще может стоять. Она проделывала с ним такое, что голова кружилась. Он сходил с ума. Ее чуткие длинные пальцы успели хорошо изучить его тело, и все же каждый раз им удавалось найти что-то новое.

Нежные губы ласкали его грудь и живот, спускаясь все ниже. Он невольно крепко схватил ее за плечи. Ее язык оставлял на коже влажный след. Она приглушенно рассмеялась, быстро расстегнула на нем джинсы, и они соскользнули с бедер. Она снова рассмеялась, увидев, с каким нетерпением он ее ждет.

Они любили друг друга, и время изменило свой ход. Оно как будто пошло вспять, отбросив их к первобытным временам. Не в силах сдержать восторга, он подхватил ее на руки и закружил, осыпая страстными, огненными поцелуями.

Они не помнили, как очутились на кровати. Санни дышала часто и неглубоко; ей не хватало воздуха. Он властно и уверенно ласкал ее, что-то шепча, но она не разбирала слов, потому что в голове тоже бушевала гроза. В порыве страсти он срывал с нее одежду. Он не мог дождаться, когда же, наконец, доберется до нее, и не щадил тонкую ткань.

Ошеломленная и одновременно испуганная той яростью, какую сама же и пробудила в нем, Санни окликнула его, но он ничего не слышал.

Она жадно хватала ртом воздух. Ее накрыло волной блаженства, но волна не сбила ее с ног, не лишила сил.

Она чуть отодвинулась и приподнялась. Теперь они стояли на кровати на коленях. Она запрокинула голову; он неистово ласкал ее, доставляя и ей, и себе неизъяснимое наслаждение.

Он целовал ее, одновременно стаскивая с нее джинсы. Наконец их больше ничто не разделяло. Руки скользили по влажной от возбуждения коже. Вдруг Санни осознала, что ее любимый весь дрожит; его тело вибрирует от мощной страсти.

Она снова позвала его, но он уже вошел в нее, заполнил собой, воспламенил. Опрокинулся на спину, рывком закидывая ее на себя, — и обоих унес вихрь страсти.

Быстрее, глубже… на нее накатывали все новые и новые волны наслаждения. Она выгнулась и словно вышла из собственного тела. Он ласкал ее и никак не мог насытиться. Наконец оба очутились в чудесном лабиринте света, цвета и звука, и она перестала различать, где начинается он и где заканчивается она.

Глава 9

Санни уверенно разомкнула замок, не обращая внимания на слабый скрип за дверью соседней квартиры. Миссис Моргенстерн вечно подсматривает в глазок за всеми, кто приходит или уходит.

Она сама выбрала жилье на третьем этаже, несмотря на то, что лифт часто ломался, а соседка отличалась чрезмерным любопытством. Зато в ее крошечной квартирке имелся балкон. Правда, места на балконе хватало лишь для стула, да и то сидеть приходилось боком, закинув ноги на перила. Балкон выходил на стоянку.

Впрочем, Санни и такой вид вполне устраивал.

— Ну, вот мы и дома! — провозгласила она, немного удивляясь.

Оказывается, она успела сильно соскучиться по своему жилищу.

Джейкоб вошел в прихожую следом за ней и теперь осматривался. Квартирка утопала в солнечном свете, проникавшем из большого окна. Стены были увешаны разнообразными изображениями — фотографиями, эскизами, живописью, плакатами. Даже у себя дома Санни предпочитала не оставаться наедине с собой.

На старом, просевшем и выцветшем диване лежала гора пестрых подушек. К дивану приткнулся журнальный столик, заваленный журналами, книгами и письмами — как прочитанными, так и невскрытыми. В углу застыла узкая и высокая, в половину человеческого роста, ваза с павлиньими перьями.

Напротив стоял еще один стол — сразу видно, старинный, и работа искусная. Стол покрывал довольно толстый слой пыли. На нем почему-то стояли балетные туфельки и разбитый заварочный чайник. Вокруг лежали многочисленные синие ленточки. Над столом висела деревянная полка со старинными пластинками; на высоком плетеном табурете красовался пестрый фарфоровый попугай.