Ангел-хранитель

– Сначала нас тут было восемь семей, все дворяне, все сильные чародеи-друиды. Думаешь, с чего это наш хутор Дурдово прозвали? Да это люди так непонятное им слово «друиды» перевернули – на свой привычный лад.

Они шли уже по густо заросшему кустарником кладбищу, среди покосившихся памятников и крестов.

– Три с половиной века с тех пор прошло. Вот они все, тут лежат.

Коробова тихо, неожиданно робко спросила:

– Но вы говорите, время подвластно друидам?..

– Время подвластно, да оболочка, в которую мы заключены, бренна. Мы можем покидать ее, вселяясь в животных, в растения. Но лишь на время, не навсегда… Гляди-ка сюда!

Старуха склонилась над белой плитой одной из могил. Плита, видимо, раньше стояла, а теперь лежала на одном из почти невидных холмиков. Ее густо облепили ползучие травы, а надпись почти не прочитывалась.

– Ну-ка, дай свой шарфик! – властно сказала старуха, и Коробова покорно протянула ей шелковый шарф. Та стала энергично тереть плиту, и вскоре надпись проступила. «Сураев Антоний Гермогенович», – прочитала Коробова и растерянно оглянулась на старуху. Та приветливо улыбалась и кивала головой. – Верно, Милочка, верно, родственник твой покоится здесь. И не один! Есть тут еще Сураевы, но этот, Антоний, родоначальник. Ты ведь тоже не Коробова по крови? Сураева до замужества была?

Тамилу Борисовну уже не удивляло, что колдунья знает ее фамилию, и даже девичью. И, по всей видимости, не только фамилию… Ее поразило это надгробие. Сураев! Неужели тот самый Антоний? Может быть, совпадение?

– Девять поколений с тех пор жизни прожили, – между тем рассказывала колдунья. – До пятого колена держались наши Сураевы, а потом дочери одни стали рождаться, фамилия ушла… Так что родственники мы с тобой, Милочка, – закончила неожиданно. – Я ведь тоже потомок Сураевых.

Посмотрела на Коробову долгим испытующим взглядом. Кивнула довольно, повторила сказанное раньше:

– Наша ты! Кровь Сураевых свое берет! Ведь наш Антоний особую силу имел. И черная, и белая магия ему подвластны были. Оттого и вхож он был и в страну блаженных Аваллон, и в пиршественную залу бога Дагда. Невидимым становился, камни перед ним расступались, во сны человеческие умел двери открывать, мантии умерших приходили по первому его зову… Все, в ком капля крови его рода, отмечены колдовской силой.

Тамиле Борисовне было странно это слышать. Лет десять назад в кругу столичной аристократии прошло, как вспышка эпидемии, повальное увлечение спиритизмом. Она тоже тогда ходила на спиритические сеансы к знаменитому магистру Дидикову и к двум-трем подругам, проводившим такие сеансы у себя дома. И хотя магические атрибуты: меч, пентаграмма, намагниченное железо, медленное кружение светящегося шара и особенно двигающаяся как бы сама по себе планшетка – все это заставляло замирать сердце, а временами и наводило ужас, все же она воспринимала сеансы скорее как таинственную игру. Но одно дело общаться с невидимыми духами через планшетку, и совсем другое – вызывать их души, или, как говорит колдунья – «мантии», – на физический контакт!

Коробова молча смотрела на надпись на белой плите. Старуха не мешала ей. Но как только женщина отвела взгляд, сказала:

– Ты сама не знала, что все время шла сюда, ко мне. Ты быстро всему научишься, ведь ты последняя истинная Сураева. И у тебя есть сын…

– Он Коробов! – воскликнула она.

– Наполовину – Сураев. Это много, – сказала старуха решительно.

– Нет, это все несерьезно! – Тамила Борисовна попыталась сбросить с себя наваждение. – А вот настойки, какие я просила, можете вы сделать?

– Есть у меня питье для тебя, давно готово, – махнула рукой старуха. – Ладно, не стану торопить. Да так и вернее будет: определишь сама – белая тебе нужна сила или темная? А потом вернешься, куда денешься! Придешь ко мне.

«Как бы не так! – подумала Коробова. – Дай мне только своего зелья, а там я сама со всем справлюсь. Без всякой магии…»

Старуха вновь словно прочитала ее мысли:

– Ну пошли, – сказала. – За настойкой.

Они вернулись к дому, но теперь Евстафия Исидоровна зайти гостью не пригласила.

– Подожди меня тут, – наказала.

Через пять минут вынесла два фарфоровых флакончика. Открыла один, дала Коробовой понюхать:

– Это снотворное. Пять капель в любой напиток – и сон до утра крепчайший, ничем не разбудить. А наутро голова будет ясная, свежая.

Открыла другой флакон, понюхала сама, потом протянула Тамиле Борисовне. Запах был очень приятный. Во флаконе, который был заметно больше первого, мутно плескалась густая коричневая жидкость.