Ангел-хранитель

В своих скитаниях по стране она никогда не слыхала о князьях Берестовых. Но Владычный монастырь был тесно с ними связан. И потому, что располагался близко от княжеского имения, и потому, что на монастырском погосте покоилась дочь князей. Монастырь постоянно получал переведенные через банк в Серпухове пожертвования от князя. Потому здесь о Берестовых говорили часто и все знали. И Аглая узнала, что у Берестовых родился сын и что они постоянно живут за границей – во Франции, Англии, Швейцарии. О страшной смерти князя и княгини здесь стало известно сразу же, по ним служили заупокойную службу, поминали в молитвах. Но что их сын, маленький сирота, живет здесь, в имении, для Аглаи оказалось полной неожиданностью. Вернувшись в день их встречи в монастырь, она решила рассказать об этом матери-игуменье.

В комнате настоятельницы монастыря было просторно и светло. Сквозь высокое окно с цветным витражом лились солнечные лучи, ложась на пол синими, зелеными, оранжевыми световыми пятнами. Рядом с матерью Евстолией за ее рабочим столом сидела сестра Феодора, бывшая при настоятельнице кем-то вроде секретаря. Аглая подождала немного, пока игуменья закончила диктовать. Она поняла, что это был список старых рукописей, которые хранились у них в монастыре и на время, для работы, передавались соседнему Высоцкому монастырю. Отпустив Феодору, мать Евстолия ласково посмотрела на Аглаю.

– Садись.

Игуменье уже минуло семьдесят лет. Но лицо ее, в мелких добрых морщинках, излучало энергию, а глаза не потеряли молодого блеска.

– Вижу я, что ты прижилась у нас, – сказала настоятельница. – И нам стала доброй сестрой и славной помощницей. Под твоим наставничеством наши швеи многому научились. Срок твоего послушания подходит к концу. Готова ли ты принять постриг?

– Да, матушка, готова, – склонила голову Аглая. Она и правда давно готова была душою и телом к труду и молитвам. Правда, она еще не могла совсем забыть своего жениха, вспоминала его, хотя и не часто. Не затем вспоминала, что хотела увидеть. Нет, но временами очень хотелось узнать – жив ли он? Что с ним сталось, если жив, обзавелся ли семьей, детьми? Помнит ли ее?.. Последнее время он ей несколько раз снился: не молодым мальчиком, каким знала его когда-то, а вроде как мужчиной средних лет. Ведь и самой-то ей уже тридцать три года… Но все это – ни к чему: ни вспоминать, ни знать о нем. Зачем! Скоро Аглая примет постриг, станет монахиней. Монастырская стена оградит ее от мирской суеты. Но почему же сквозь радость от слов игуменьи и умиления пробивается все же тревога? Сероглазый маленький мальчик, воробышек, сирота…

– Вот и хорошо. Но… Тебя что-то тревожит? – спросила мать Евстолия.

«Да», – хотела ответить Аглая, но вовремя спохватилась.

– Нет, матушка. Просто… Сегодня на погосте могилку княжны Берестовой навещали.

– Вот как? – настоятельница заинтересованно приподняла брови. – Я на днях узнала, что поместье «Замок» вновь обитаемо. А ведь господа Коробовы со своим воспитанником здесь с начала лета. Значит, наконец, навестили могилку?

– Не господа, – ответила Аглая. – Приезжал мальчик со своей гувернанткой – брат усопшей.

– Маленький князь Берестов? – воскликнула мать Евстолия. – Поразительно! Без тети и дяди? Ему же только семь лет…

– С ним была девушка, очень славная. И сам он такой милый… Так жаль его…

– Мы всегда поминаем в молитвах княжескую чету, – вздохнула игуменья. – Они были очень порядочные, благородные люди. Их родственники… я знаю их мало. Но вот срок очередного богоугодного взноса, который Берестовы не забывали переводить обители, давно миновал. Думаю, дело не только в печальных хлопотах и новых заботах господ Коробовых… Надеюсь все же, что мальчику они будут хорошими опекунами. У него других родственников нет…

Аглая шла через монастырское подворье к большому двухэтажному корпусу. Здесь располагались трапезная и разные службы. В том числе и комната для монахинь-швей. Когда-то она училась на белошвейку, это и определило ее занятие здесь. Теперь она уже стала главной мастерицей. У монастыря было довольно большое хозяйство. Скотный двор: коровы, козы и упряжные лошади. Ткацкие станки и швейная мастерская. Своя хлебопекарня. Были монахини, которые реставрировали и переплетали старые фолианты и рукописи. А еще – ходили жать на близкие покосные луга… Владычный монастырь не относился к монастырям строгой схимы. Монахини, по мере необходимости, общались с миром. Прекрасно выпеченный хлеб продавался в монастырской булочной. В городскую больницу для бедных и в детский приют монахини отдавали пошитые ими простыни, полотенца, скатерти, занавеси. Монастырские будни дышали тишиной и покоем. Время молитв и время работы чередовались так органично, что и душа, и тело пребывали в полном равновесии. А когда звонили одновременно колокола собора и двух церквей – Спасской и Святого Георгия, душа становилась невесомой, растворялась в небе…