Долгая прогулка

— В Мэне нет пшеницы, — уточнил Гэррети. — Это просто трава.

— Ну, в траву. И читать стихи сам себе.

Гэррети порылся в поясе, нашел печенье и стал грызть его, запивая водой.

— Чувствую себя решетом, — пожаловался он. — Пью воду, а через две минуты она выступает у меня на коже.

Ружья грянули снова, и еще одно тело безжизненно рухнуло на асфальт. — Сорок пять, — сказал Скрамм, подходя к ним. — Этак мы и до Портленда не дойдем.

— У тебя что-то с голосом, — заметил Пирсон с осторожным оптимизмом. — Похоже, я подхватил лихорадку, — жизнерадостно сказал Скрамм.

— Господи, как же ты идешь? — с благоговейным страхом спросил Абрахам.

— Как я иду? Посмотри на него! Хотел бы я знать, как он идет! он ткнул пальцем в сторону Олсона.

Олсон молчал уже два часа. Он не дотронулся до фляжки. Все с завистью глядели на его почти полный пояс. Глаза его, цвета темного обсидиана, смотрели прямо вперед. Губы высохли и растрескались, и из них высовывался язык, как дохлая змея из пещеры. Язык Олсона был грязно-серым.

Как глубоко он зарылся? Гэррети вспомнил слова Стеббинса. На мили? На световые годы? Ответ был: слишком глубоко, чтобы увидеть это. И чтобы выбраться.

— Олсон! — тихо позвал он. — Олсон!

Олсон не отвечал. Двигались только его ноги.

— Хоть бы язык убрал, — нервно сказал Пирсон.

ДЛИННЫЙ ПУТЬ — продолжался.

Леса расходились, уступая место лугам, и опять сходились. По обочинам стояли восторженные зрители. Появлялось все больше плакатов с именем Гэррети. Но его это уже мало интересовало — он слишком устал. Скоро он устанет настолько, что не сможет говорить с другими. Лучше действительно уйти в себя, как малыш, завернувшийся в ковер. Так было бы проще.

Он облизал губы и отпил немного воды. Они прошли зеленый указатель, извещающий, что до Мэнского шоссе осталось сорок четыре мили.

— Вот оно, — сказал он неизвестно кому. — Сорок четыре мили до Олдтауна.

Никто не ответил, и Гэррети подошел к Макфрису и опять пошел радом с ним. Тут начала кричать женщина. Движение на дороге было остановлено, и толпа окружала их с обоих сторон, крича и размахивая плакатами. Кричавшая женщина была грузной и краснолицей. Она пыталась перелезть через канат ограждения и кричала на полицейских, которые держали ее.

“Я знаю ее, — подумал Гэррети. — Откуда я ее знаю?”

Синяя косынка. Блестящие глаза навыкате. Платье цвета морской волны.

Все это было знакомо. Одной рукой женщина вцепилась в лицо полицейскому.

Брызнула кровь.

Проходя мимо, Гэррети узнал ее. Конечно, это была мать Перси.

Перси, который пытался убежать в лес и был застрелен с первым же шагом.

— Где мой сын? — кричала она. — Отдайте моего сына!

Толпа с энтузиазмом приветствовала ее. Маленький мальчик плюнул ей на ногу и поспешил прочь.

“Джен, — думал Гэррети, — Джен, я иду к тебе, и черт с ним со всем.

Клянусь, что я дойду". Но Макфрис был прав. Джен плакала, она умоляла его изменить решение:

“Пожалуйста, Рэй, я не хочу тебя потерять, это просто убийство…" Они сидели на скамейке за эстрадой. Это было месяц назад, в апреле, и он обнимал ее за талию. Она надушилась духами, которые он подарил ей на день рождения. Этот запах, томный и таинственный, пьянил его. «Я должен идти, — говорил он. — Должен, ты просто не понимаешь».

“Рэй, это ты не понимаешь, что делаешь. Рэй, не делай этого, я люблю тебя".

“Что ж, она была права. Конечно, я не понимал, что я делаю.

Но я и теперь не понимаю. Черт меня побери, я и теперь не понимаю. Вот и все".

— Гэррети!

Он тряхнул головой, пробуждаясь от своих мыслей. Рядом с ним шел Макфрис.

— Как ты?

— Нормально, — неуверенно ответил Гэррети. — Кажется, нормально.

— Баркович спятил, — с довольным, видом сообщил Макфрис. — Говорит сам с собой. И он хромает.

— Ты тоже хромаешь. И Пирсон.

— Да, правда. Но Баркович… Он все время трет ногу. Похоже, он растянул мускул.

— За что ты его так ненавидишь? Почему не Олсона? Не Колли Паркера? Не нас всех?

— Потому что Баркович знает, что делает.

— Хочешь сказать, он думает, что выиграет?

— Откуда ты взял?

— Ну… Он сволочь. Может быть, сволочам везет?

— Хорошие парни приходят к финишу раньше?

— Не знаю. Ничего не знаю.

Они проходили мимо маленькой сельской школы. Ученики стояли во дворе и махали им. Некоторые забрались на забор, и Гэррети вспомнил рабочих.