Крыло Люцифера

— Наш друг из Англии, профессор Кент, работал с вашим братом перед самой своей смертью. — Кэтрин сделала паузу взглянуть, как перуанец реагирует, но тот лишь задумчиво смотрел на нее черными глазами. Она продолжила: — Я понимаю, это может показаться вам странным, но имя вашего брата мы нашли в зашифрованной записке в документах нашего друга после его смерти. Я позвонила вашему брату, но по телефону он разговор вести не захотел и сказал, чтобы мы летели сюда.

Индеец вдруг поднялся на ноги, и Кэтрин умолкла. Он медленно подошел к камину и повернулся лицом к ним.

— Сеньорита… Последний раз, когда я видел профессора Кента, он сидел на том самом месте, где вы сейчас. Вот только повод для встречи был иной. Я не в силах помочь вам. Думаю, этот разговор нам следует прекратить. Я больше ничего не хочу о вас знать. Мы бы очень хотели, чтобы вы покинули наш дом.

Но Кэтрин не дрогнула:

— Так вы знали профессора Кента?

— Нет, я встречался с ним всего лишь дважды, оба раза здесь, в доме Мигеля. Его привозил брат, чтобы обсудить свои дела здесь. А сейчас я вынужден просить вас…

Рутерфорд вмешался:

— Сеньор Флорес, я искренне сочувствую вам по поводу кончины брата. Но здесь происходит нечто ужасное. Вы не можете просто так отмахнуться от этого. Нам нужна ваша помощь: мы считаем, что профессора Кента убили, и поэтому хотим знать, чем занимались он и ваш брат. Мы не должны позволить оставить без внимания смерть обоих.

По лицу индейца было заметно, как он борется с собой: почти наяву Рутерфорд ощущал, как ему хочется говорить, но страх не позволяет раскрыться. Джеймс продолжал настаивать:

— Не покажется ли вам оскорбительным, если мы зададим пару вопросов о работе брата и профессора? Брат когда-нибудь говорил с вами о ней?

Индеец взглянул на него и печально улыбнулся.

— Меньше всего вы рискуете оскорбить меня. Работа Мигеля была для меня не менее важна, чем для него самого. Не в этом дело… — Голос перуанца затих: он размышлял, как поступить. Затем, решив, что не в состоянии прятать голову в песок, он повернулся, обвел взглядом обоих и покачал головой.

— Простите, — он помахал в воздухе рукой. — Мигель вчера сказал мне, что, если с ним вдруг что случится, я не должен ни с кем это обсуждать. Мы крайне напуганы — день был очень трудным… Очень…

Кэтрин почувствовала острую жалость к нему.

— Сеньор Флорес, еще раз простите нас за вторжение. Мы лишь хотим понять, что происходит. Профессор был мне как отец, и моя потеря, наверное, так же велика.

— Все так непросто… — индеец вздохнул. — Свою работу они держали в тайне. Не знаю даже, с чего начать. — Какое-то мгновение он выглядел растерянным, затем решил начать с самого начала. — Несмотря на нашу фамилию, семья моя — чистокровные кечуа из Куско, древней индейской столицы, что высоко в Андах. Наш дедушка взял себе испанское имя. В отличие от простых деревенских индейцев нам обоим посчастливилось закончить среднюю школу, а Мигель даже учился в Университете Куско. Мигель стал археологом и историком и до недавнего времени работал в бюджетной организации в департаменте Куско. По сути, вся наша жизнь в работе, мы живем для нашего народа, кечуа, — потомков инков.

Кэтрин с облегчением вздохнула. «Он заговорил…» Глубоким, искренним голосом Флорес продолжал. Он говорил медленно и обдуманно, тщательно взвешивая каждое слово. Его глаза постоянно перескакивали с Кэтрин на Рутерфорда.

— Мы знаем историю нашего народа. Мы знаем предания прошлого, потому что еще мальчишками бродили среди древних руин Куско, Оллантайтамбо и города Виракочас Тиуанако, около озера Титикака. Мы знаем историю нашей родины такой, какой испанские или американские ученые, сидя в своих офисах в окружении умных книг, не узнают никогда. Но книги у нас тоже имеются — как видите. Мы отнюдь не невежды в современной науке. Просто мы с ней не согласны.

Лицо индейца излучало целеустремленность. С вновь обретенной решимостью он продолжил:

— Для поколений, выросших после завоевания, испанцы, а особенно католическая церковь, сделали все возможное, чтобы стереть любые следы нашей цивилизации. Монументы и религиозные центры были варварски разграблены и разрушены, религиозные книги сожжены, священники уничтожены, а все прочие насильно обращены в другую веру. Через пару поколений не осталось буквально ничего, и даже сейчас нашим детям вдалбливают в головы общепризнанную версию нашей истории — версию католической церкви. Профессор Кент сознавал эту несправедливость. Нам не надо было рассказывать ему о том, что до инков существовала другая цивилизация, более могущественная. Не знаю откуда, но ему это было известно, и он хотел отыскать подтверждение. У нас это подтверждение есть. Профессор Кент был очень хорошо осведомлен: он сказал нам, что истина, которую мы должны ему открыть, поможет открыть еще более глубокую истину, которая, в свою очередь, может спасти человечество.