117  

Теперь уже почти никто на этих улицах не носил маски, и многочисленные глаза вызывающе таращились на него с перевернутых лиц или уродливых голов. «Твои новые братья и сестры», — сказал он себе. Тузам доставались заголовки газет и ток-шоу, а уродам и калекам — Джокертаун. Джокертаун и джунгли Вьетнама, если Сиси была права.

Но больше всего Фортунато сейчас хотелось оказаться в квартире Леноры и заняться с ней любовью. Только на этот раз он даст себе волю — плевать, если от этого он станет слабым, как новорожденный котенок, — и все снова встанет на свои места. Если не считать того, что рано или поздно убийца нанесет следующий удар. Вьетнам был на другом краю света, а убийца — совсем рядом, может быть, даже в этом самом квартале.

Он остановился, поднял глаза и понял, что подсознание привело его прямо к переулку, в котором, как ему сказали, нашли Эрику.

Фортунато вспомнил о том, что говорила Сиси: употребить свои способности на благо тех, кто рядом с тобой.

Когда Ленора вытряхнула его из его тела, он видел недоступные ему прежде вещи — вихри и сплетения энергии, названия которым он не знал. Если ему удастся снова выйти из своего тела, может быть, он заметит что-нибудь такое, чего не обнаружили копы.

Пьяница в долгополом грязном пальто уставился на него: длинные висячие уши, как у таксы, и черный мокрый нос. Фортунато не стал ничего ему говорить, просто закрыл глаза и попытался восстановить это ощущение в памяти.

С таким же успехом он мог бы пытаться силой мысли вознести себя на луну. Ему не обойтись без Леноры, но приводить ее сюда он боялся. Интересно, получится у него сделать это у нее в квартире, а потом перелететь сюда? Сможет он продержаться так долго? И что произойдет с его физическим телом, если сможет?

Чересчур много вопросов. Он позвонил ей из таксофона и сказал, куда подойти.

— У тебя есть пистолет? — спросил он.

— Да. С тех самых пор, как... ну, ты понимаешь.

— Захвати его с собой.

— Фортунато? У тебя неприятности?

— Пока нет, — сказал он.

* * *

К тому времени, когда они с Ленорой вернулись обратно в тот переулок, за ними уже успела собраться целая толпа. Все они были в обносках, которыми снабжала их Армия спасения: в мешковатых штанах, рваных и грязных фланелевых рубахах, пиджаках в жирных пятнах. Одна приземистая пожилая женщина походила на начавшую оплывать статую из музея восковых фигур. Справа от нее рядом с помойкой стоял мальчик-подросток и вибрировал. Когда тон вибрации достигал определенной высоты, помойные бачки со звоном стукались друг об друга, как тарелки в каком-то безумном оркестре, и женщина поворачивалась и со злостью пинала их. Уродства всех остальных были менее явными: у одного мужчины на кончиках пальцев были щупальца, у другой девушки лицо обрамляли гребни загрубелой кожи.

Ленора вцепилась в руку Фортунато.

— Что теперь?

Он поцеловал ее. Из толпы уродов тут же послышались смешки, и девушка попыталась отстраниться, но мужчина был настойчив: он разжал языком ее сомкнутые губы, его руки скользнули ей за спину, и в конце концов она начала тяжело дышать, а он почувствовал энергию, пробуждающуюся у основания его позвоночника. Подняв глаза, Фортунато впился взглядом в лицо человека-таксы. Переполнявшая его энергия хлынула в глаза и голос, и он сказал, спокойно и властно:

— Уходи.

Человек-собака развернулся и потрусил прочь из переулка. Одному за другим Фортунато велел уйти и всем остальным, потом сказал:

— Давай, — и направил руку девушки к себе в штаны. — Делай то же самое, что делала в прошлый раз.

Его руки скользнули Леноре под свитер, медленно добрались до груди. Возбуждение охватывало его все больше и больше, и он закрыл глаза и привалился к кирпичной стене. Через считанные секунды Фортунато уже готов был кончить, а его астральное тело рвалось наружу, как воздушный шар на длинной нитке. И тогда он выскользнул из своей оболочки, словно на ходу выскочил из машины.

Каждый кирпичик, каждый брошенный фантик обрел вдруг невиданную четкость. Фортунато сосредоточился, и шум дорожного движения стал замедляться и отдаляться, пока в конце концов не стал почти совсем неслышным.

Эрику нашли на пороге одного из домов дальше по переулку, с отрубленными руками и ногами, сложенными у нее на коленях, как дрова, и почти перерезанным горлом. Он видел пятна ее крови, впитавшиеся глубоко в бетон, но все еще еле уловимо испускающие ее жизненные флюиды. Дерево порога до сих пор хранило частицы ее духов и длинную пепельную волосину.

  117  
×
×