Дикие карты

Что за прием! Повсюду расставлены столики, поблескивает серебро, крохотные трепещущие огоньки свечей отражаются в окнах, в бездонной черноте, что мерцает тысячей звезд, и именно этот миг больше всего по вкусу Хираму. Тысяча звезд смотрит с неба на тысячу звезд, собравшихся внутри, на манхэттенском небоскребе, самом высоком и величественном из всех, и самые удивительные люди вознесены сегодня в ночное небо: Джейсон Робардс, Джон и Диди Райан, Майк Николс, Вилли Джо Намат, Джон Линдси, Ричард Аведон, Вуди Аллен, Аарон Копленд, Лилиан Хеллман, Стив Сондхайм, Джош Дэвидсон, Леонард Бернстайн, Отто Премигер, Джулия Белафонт, Барбара Уолтерс, Пенны, Грины и О'Нилы... а теперь, в пору «Шика диких карт», еще и тузы.

Все это сборище очарованных, преклоняющихся, возбужденных людей с высокими и тонкими бокалами для шампанского в руках окружает маленького рыжего длинноволосого человечка в смокинге из оранжевого жатого бархата, в лимонно-желтой рубахе с кружевными манжетами. Тисианн брант Тс'аа сек Халима сек Рагнар сек Омиан вновь в центре всеобщего внимания, как, наверное, было на Такисе, и некоторые из этих замечательных людей вокруг него даже называют его «принц» или «принц Тисианн», хотя чаще всего безбожно коверкают его имя, и для большинства из них он навеки останется доктором Тахионом. Он настоящий, этот принц с другой планеты, как и самый его образ — изгнанника, героя, плененного армией и преследуемого КРААД, мужчины, который прожил вдвое больше, чем длится человеческая жизнь, и видел такое, чего ни один из них и представить себе не может, который самоотверженно трудится среди несчастных обитателей Джокертауна... И возбуждение бурлит в «Козырных тузах», словно взбесившиеся гормоны, и Тахион тоже кажется возбужденным, это видно по тому, как его сиреневые глаза то и дело украдкой устремляются на стройную женщину восточного вида, которая пришла с тем, другим тузом — опасным Фортунато.

Возбуждение витает в воздухе, и вскоре весь восемьдесят шестой этаж жужжит, как улей: «это впервые, всегда жаждал с вами познакомиться, это впервые», а где-то в сырой земле Висконсина Джозеф Маккарти переворачивается в гробу с высоким пронзительным свистом, и все его черви отправились восвояси по домам. Это не какие-нибудь голливудские выскочки, не нудные политики, не высохшие высокоученые мужи, не жалкие джокеры, выклянчивающие помощь, это настоящая знать — обаятельные, поражающие воображение тузы.

Такие красивые. Аврора, сидящая у барной стойки, демонстрирует длинные-предлинные ноги, которые сделали ее звездой Бродвея; мужчины окружили ее плотным кольцом, смеются каждой ее шутке. Ее потрясающие огненно-рыжие волосы, завитые и надушенные, ниспадают на обнаженные плечи, пухлые губки чуть надуты, а когда она смеется, вокруг нее потрескивает северное сияние, и мужчины разражаются аплодисментами. Она только что подписала контракт на съемки своего первого художественного фильма, где ей предстоит играть с самим Редфордом, а снимать его будет Майк Николс. Она — первый туз, который снимется в главной роли в кинофильме, после... нет, мы ведь не станем упоминать о нем, не так ли? Не стоит портить такое веселье.

Такие удивительные. Просто поразительно, что они могут делать, эти тузы. Юркий маленький человечек, одетый во все зеленое, извлекает из кармана желудь и пригоршню садовой земли, одалживает у бармена коньячный бокал и прямо посреди «Козырных тузов» выращивает маленький симпатичный дубок. Смуглая женщина с резкими чертами лица является на вечеринку в джинсах и джинсовой рубахе, но, когда Хирам грозит отправить ее прочь, хлопает в ладоши — и в мгновение ока оказывается с головы до ног закована в черный металл, поблескивающий, как полированное черное дерево. Еще один хлопок — и она уже в вечернем платье из зеленого бархата, открывающем одно плечо и невероятно ей идущем, и даже Фортунато оглядывается, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Когда подходит к концу запас льда для охлаждения шампанского, вперед выступает плотный, крепко сбитый чернокожий мужчина, берет бутылку «Дом Периньон» в руки и озорно ухмыляется, когда стекло покрывается инеем. «В самый раз, — говорит он, передавая бутылку Хираму. — Еще миг — и оно замерзло бы в камень». Хирам со смехом поздравляет его, хотя тот, похоже, не может поверить, что удостоился такой чести. Чернокожий мужчина загадочно улыбается. «Кройд», — произносит он лишь.