24  

Отец в развевающемся халате быстро ходил из угла в угол. Его ночной колпак слетел и остатки волос торчали непричесанными космами. Он не спотыкался, как обычно, хоть и покачивался при ходьбе по-матросски. Когда он наткнулся на стул с высокой спинкой, стоявший прямо под оскаленной головой рыси, он просто отшвырнул его прочь с рычанием, заставившим Томаса вздрогнуть. Стул ударился о стену, оставив вмятину на железном дереве – в этом состоянии к королю вернулась былая сила.

Он уставился на голову рыси красными воспаленными глазами.

"Укуси меня! – прорычал он, опять заставив Томаса подскочить в своем укрытии. – Укуси, или ты боишься?

Слезай оттуда, Крэйкер! Прыгай! Вот моя грудь, – он распахнул халат, обнажив волосатую грудь, и оскалился своими немногочисленными зубами в ответ на великолепный оскал рыси. – Давай, прыгай! Я удавлю тебя этими вот руками! Я вырву твои вонючие потроха!" Он стоял так какое-то время, с голой грудью и поднятой головой, сам похожий на зверя – на старого оленя, затравленного охотниками. Потом он пошел дальше, остановился под головой медведя и осыпал ее такими ужасными проклятиями, что оцепеневшему Томасу показалось, что сейчас разгневанный дух зверя оживит мертвую голову, и та зубами перервет горло отцу.

Но Роланд уже шел дальше. Он залпом осушил серебряную чашу, не обращая внимания на стекающую с подбородка пену, и швырнул ее о каминную полку с такой силой, что металл погнулся.

Теперь отец направлялся к нему, отшвырнув по пути еще один стул. Миг – и его горящие глаза встретили взгляд Томаса. Мальчик почувствовал, как его наполняет серый, липкий ужас.

Отец смотрел на него, оскалив желтоватые зубы, пуская изо рта пиво, смешанное со слюной.

«Ты, – прошептал Роланд низким, страшным голосом. – Что ты пялишься? Что ты хочешь увидеть?»

Томас не мог двинуться. «Найдут, – простонал его разум. – Клянусь всеми богами, меня найдут и упрячут в темницу!» Томас был уверен, что отец говорит с ним, но это было не так – Роланд говорил с Нинером, как и с прочими головами. Если Томас мог видеть его через стеклянные глаза, то и отец мог видеть его, если бы не был так пьян. К тому же, Томас был настолько парализован страхом, что глаза его почти не двигались. А если и двигались, и отец заметил это, то что он мог подумать? Что дракон оживает? В таком состоянии он вполне мог в это поверить. Если бы Томас в это время моргнул, Флеггу, возможно, не пришлось бы прибегать к яду. Старое сердце короля, могло бы не выдержать такого испытания.

Внезапно Роланд качнулся вперед.

«ЧЕГО ТЫ ПЯЛИШЬСЯ? – прорычал он, и, конечно же, он говорил с Нинером, последним драконом Делейна, хотя Томас этого не знал. – Что ты на меня уставился? Я делал все, что мог, всегда делал все, что мог! Разве я просил об этом? Ну, отвечай! Я делал все, что мог, и посмотри на меня теперь! Посмотри на меня!»

Он опять распахнул халат, открыв нагое волосатое тело с серой кожей.

«Посмотри на меня!» – повторил он и опустил голову, сотрясаясь в рыданиях.

Томас больше не мог этого вынести. Он закрыл панели за глазами дракона и вслепую кинулся прочь по темному ходу, ударившись о закрытую дверь. Не обращая внимания на льющуюся со лба кровь, он вскочил, дрожащими руками нашарил пружину и пустился бежать по коридору, даже не убедившись, что его никто не видит. Перед ним стояли налитые кровью глаза отца, и он слышал только его вопль: «Что ты на меня уставился?» Он не знал, что отец уже впал в пьяное забытье. Когда Роланд проснулся утром с ужасной головной болью и ноющими суставами (все же он был уже слишком стар для таких нагрузок), он первым делом взглянул на драконью голову. Когда он был пьян, ему редко что-нибудь снилось, но этой ночью ему приснился страшный сон: стеклянные глаза дракона задвигались, и Нинер возвратился к жизни. Он дохнул на него своим мертвящим дыханием, и король почувствовал, как невыносимый жар охватывает его тело.

Жуткое видение еще стояло у него перед глазами, когда он, проснувшись, огляделся вокруг. Но все было, как всегда. Нинер смотрел со стены, выставив раздвоенный язык за частокол зубов, похожих на копья. Его зеленовато-желтые глаза застыли навеки. Над ним висели лук Роланда и великая стрела, до сих пор черная от драконьей крови. Он пересказал сон Флеггу, который только молча кивнул, а потом и вовсе забыл о нем.

Но Томас не мог забыть. Он просыпался от кошмаров, в которых отец смотрел на него и кричал: «Смотри, что ты сделал со мной?» – обнажая отвисший живот, вялые мускулы, старые уродливые рубцы на теле. Он словно говорил, что это вина Томаса, что если бы он не шпионил…

  24  
×
×