Вкус неба

В туристическом салоне клиентов тоже успели покормить. Евгений мысленно похвалил экипаж — нужно будет на следующем предполетном брифинге хорошую работу отметить. Самое сложное — научить коллектив работать в команде и действовать как единое целое. Сегодня ему удалось. Конечно, не на каждом рейсе все проходит так гладко: люди живые, могут и ошибаться. Главное, чтобы эти ошибки не заметил клиент, зато заметил старший бортпроводник. Над каждым недочетом нужно поработать, объяснить сотруднику, что не так, и заставить его исправиться.

Аверин окинул внимательным взглядом салон, пассажиров и остался доволен. Тишина и покой. Кто спит, кто читает, кто переговаривается полушепотом. Бортпроводники раздают желающим пледы. В конце салона он заметил Вареньку, сидящую на корточках перед маленькой девочкой с детским бортовым журналом в руках. Родители ребенка спали, утомленные рабочей неделей и сборами в дальнюю поездку, а неугомонная малышка все порывалась вскочить со своего места и побегать по салону. Варя сдерживала настойчивый порыв девчушки с улыбкой умиления — Евгению показалось, что маленькая непоседа напоминает ей собственную дочку, которая осталась дома.

Евгений перевел взгляд на Самира с семьей. Его девочки мирно спали, а он смотрел то на одну, то на другую с огромной нежностью и охранял их покой. Лицо у него было довольным. Аверин еще во время ужина, проходя по салону, заметил, как Самир, озираясь, достал из своего бумажного пакета шашлык и присоединил его к ужину. Но поскольку на этот раз действовал Самир осторожно, и другие клиенты ничего не увидели, Евгений решил ему не мешать. Пусть человек будет счастлив на борту их самолета. Что сделать, если ему для этого нужно отведать «восточной еды».

Аверин улыбнулся и с чувством удовольствия от прекрасно сделанной работы отправился в кабину пилотов. Доложить обстановку, а заодно и поинтересоваться, как их обслужили. Все-таки у бортпроводницы, которая работала с летчиками, сегодня первый рейс.

Пилоты, как выяснилось, тоже давно поужинали — девушка, хоть и продолжала смущаться, но оказалась весьма расторопной. Аверин перекинулся парой слов с Фадеевым и вышел: у них там и без него веселая компания собралась, а он лучше пойдет пообщается с пассажирами, у которых бессонница и есть желание поговорить. Какая-никакая, а польза.

Как только дверь за старшим бортпроводником закрылась, Михаил Вячеславович вернулся к прежней теме разговора. А о чем еще говорить трем взрослым пилотам, когда жизнь удалась и все в полном порядке! О самолетах, футболе и женщинах.

— А ты, Андрей, — Фадеев потянулся в кресле, — чего холостой? Тебе лет-то уже…

— Еще только двадцать восемь, — сообщил Антонов.

— Да? — Фадеев прищелкнул языком. — Шустрый ты малый, судя по налету.

— Не буду спорить, — с улыбкой кивнул Андрей.

— У нас в авиакомпании, — подключился к разговору Михалыч, — долго ты, друг сердешный, не продержишься. Я два года проработал — женился, командир наш и того меньше.

— Посмотрим, — хмыкнул Андрей, — первым делом самолеты!

— Ну-ну, — не поверил Борис Михайлович. И запел приятным и чистым голосом: — А потому, потому что мы пилоты, небо наш, небо наш родимый дом…

Антонов с Фадеевым, заулыбавшись, подхватили.

— Внимание, 777, внимание 777, — внезапно раздался в наушниках голос диспетчера. Пилоты мгновенно замолчали.

— Что за черт, — пробормотал себе под нос Фадеев, сел в левом кресле ровнее и, поправив микрофон, четко произнес: — Внимательно!

— Согласно непроверенным данным от компетентных органов, принявших анонимный звонок, — Фадеев с Михалычем переглянулись, одновременно превратившись в слух, — на борту рейса 777, следующего по маршруту Москва — Бангкок, возможно наличие взрывного устройства.

В кабине пилотов повисла тяжелая пауза, от которой воздух загустел и стал на долю секунды непригодным для дыхания. Потом так же быстро разжижился, и дыхание снова вернулось к норме.

— Повторяю…

— 777 вас понял, — перехватил Фадеев, — по непроверенным данным, на борту воздушного судна взрывное устройство. Информация принята, о решении будет доложено.

Он сдвинул к подбородку микрофон и вопросительно посмотрел на Бориса Михайловича. Между бровями пролегли две глубокие морщины.

— Время в пути? — обратился он к Антонову.

— Два часа восемь минут.