Дикий Талант

Возникают из темноты тепло в спине и спинка стула. Возникает напряжение мышц.

А потом снова ее слышу. Сначала одна нога, как Ива встала, потом другая — как пошла. Потом вдох легкий — вот и губы возникли, и горло, и шея, и впадинка между ключицами; и равнина смуглая, в цвет табачного листа, и грудь, и вниз, и темнота, и бархат, и ниже еще. Вдыхаю. Теперь и я возник в темноте, и дрожь во мне — как блеск медной ленточки, которую тронули — и размылась, и тоненько дрожит.

— Милорд?

— Н-ничего.

Потом я открыл глаза и стал смотреть, как Ива разбирает мои вещи. Обмахивает щеткой, расправляет, встряхивает и убирает в шкаф.

Маленькая, аккуратная, ловкая Ива.

Которая совсем не похожа. И это было хорошо.

…замуж и вполне счастлива.

Я смотрел, как она управляется, и избавлялся от наваждения рук, кожи, запаха Лоты. От движения ее бедер под платьем. От изгиба ее спины. Излома ключиц. От ложбинки на шее. Я избавлялся от зуда в запястьях, от перехваченного трудного дыхания. От иссушающего тумана в голове, когда не можешь думать, а можешь только смотреть на одну определенную женщину и впитывать ее, словно воду…

Я смотрел на Иву.

И чувствовал, как постепенно, мало-помалу ослабляется в груди чудовищная пружина…

Я выпрямился и свободно вдохнул — впервые с момента приезда.

— Ив-ва.

Она замерла. Остановилась и через плечо на меня смотрит. Я говорю:

— М-можешь идти.

Когда, умывшись и сменив одежду, я спустился вниз, родственнички уже были в сборе. Расположились как на пикнике.

Я увидел Корта по прозванию лорд Молния. Увидел Клариссу с каштановыми волосами и приятными глазу формами. Увидел Фера — с унылым лошадиным лицом, в узком темном камзоле. Руки Фера с длинными пальцами лежат на столе, кожа желтоватая, потемневшая, как от загара, костяшки бурого оттенка. На одном пальце массивный серебряный перстень, на другом — грубоватой отливки кольцо с желтым прозрачным камнем. Нехороший камень, на него неприятно смотреть. Тигровый глаз. Пальцы Фера все время в движении.

Корт в малиновом камзоле, распахнутом на широкой груди, белые кружева, на шее — белоснежный шелковый платок, закреплен застежкой с красно-розовым камнем — скорее всего, гранатом. Впечатление Корт производит совсем иное, нежели Фер, — он опрятен, щеголеват, чисто выбрит и открыто мужественен. Вообще Корт мне симпатичен, хотя взгляд у него острый и разящий, словно шпажный выпад. Белая сталь во взоре.

Коричневые башмаки с пряжками. Белые чулки и бежевые панталоны. Корт сидит очень свободно, чувствуется, что ему удобно так сидеть, хотя в любой другой позе будет не менее удобно. Высокая степень владения телом, мышечной свободы угадывается в Молнии без труда. Он сидит — нога на ногу, покачивает носком башмака и, кажется, вполне доволен собой и окружающими. Лицо у Корта простое и грубоватое, он не особенно красив, но на него приятно смотреть. Впрочем, он все же Малиган, а значит, особо доверять Корту не стоит.

На спинке стула у Молнии — перевязь с кинжалом и шпагой.

Вижу Дакоту.

— Не забудь свои дорожные бумаги, — говорит Фер моему «слуге», орудуя ножом и вилкой. — Ищейки из Второго департамента так и рыщут вокруг в поисках смутьянов и саботажников…

При этом Ослиная Задница не перестает разделывать перепела.

Вообще воспоминания о Фере у меня довольно смутные. Знаю, что он приходится мне дядей, хотя старше меня всего года на три-четыре. Когда-то мы вместе играли: маленькие големы, которых мы мастерили, сражались между собой. Его Повелитель Ужасов и мой Король-Дурман. Помню, что Фер получил свой Талант довольно поздно и очень сильно после этого изменился. Хотим мы того или нет, обретение Таланта у нас, Малиганов, означает взросление.

Ну, Феру это на пользу не пошло. Трудно представить, что я когда-то видел его смеющимся. Затворник, чужой, непонятный, просто скучный. Сын Марана, как болтают, но Древоточец отпрыска, мягко говоря, недолюбливает. То же прозвище Ослиная Задница прицепилось к Феру с легкой руки Марана. С тех пор между отцом и сыном откровенная вражда.

Башмаки Фера выглядят так, словно прошли немало лиг — в основном, правда, вокруг книжных полок. Царапины, потертости; медные пряжки самого немодного в этом веке фасона потускнели и покрыты патиной. Чулки белые, но словно не раз стиранные, на левом — пятно, похожее на масляное. Камзол тоже не самый модный: узкий и длинный. какого-то не очень опрятного темно-синего, почти черного цвета и покроя, напоминающего одеяние сельского пастора. Жилет — зеленовато-болотный. Шейный платок словно кем-то тщательно измят и плохо, хотя и туго, повязан. Если подойти ближе, видно, что на воротничке — черные следы, как от долгого ношения. На платке тоже пятна.