Дикий Талант

Сидит Фер напряженно, не слишком удобно. На него даже смотреть не очень приятно, сам начинаешь ерзать и устраиваться. Фер скован, хотя в манерах его чувствуется хорошее воспитание. Вообще, кажется, эта скованность поз и движений у Фера от внутренней несвободы, в нем есть что-то от человека, проглотившего обнаженный клинок. Как при взгляде на Корта понимаешь, что тому свободно и легко и будет свободно и легко в любой другой позе, так и при взгляде на Фера сразу чувствуешь — этот человек в каждом положении ищет не удобство, а нечто иное. Некую твердость, нужность. Он все время как бы позирует, словно утверждает этим некую истину.

Фер — последователь Строгой Церкви, так я слышал. Впрочем, он этого не скрывает.

Малиганы по своей природе агностики — как и большинство обладателей Древней крови. Прекрасно зная о существовании бога, мессии, шести Герцогов, хаоса и тому подобного, мы не находим нужным верить — нам вполне достаточно знать. Фер другой.

Увидел «тетю» Клариссу. Легкомысленное создание с капризными губами, карими глазами и непокорными, вьющимися от природы каштановыми кудрями. То есть она забавная. На Клариссе ярко-зеленое платье с приятным вырезом. Дакота, похоже, там уже все хорошенько разглядел — впрочем, Кларисса больше заманивает, чем выставляет напоказ. Самые интересные открытия ждут моего «слугу» ночью. Если, конечно, он не забаррикадирует дверь своей комнаты шкафом и не зарядит пистолеты. Кларисса не назойлива, но привыкла получать то, чего ей хочется. Вообще Клариссе нравится нравиться. Хотя какой женщине это не нравится?

…увидел Лоту.

Сестрица по сравнению с Клариссой — строгий ангел, почти монашка. Лота — очень светлая. Высокая, стройная, не сразу заметишь, что плечи у нее широковаты. Бедра, напротив, уже; тонкая талия. Лота двигается и смотрит. На — светлое, цвета шоколада со сливками, летнее платье,

не слишком открытое. Черные волосы собраны наверх. Шея открытая, точеный изгиб. Я по нему скольжу взглядом — и у меня мурашки. Вообще в комнате от Лоты сразу светло, как светло бывает в детстве. Она изменилась. Четыре года ее не видел. Сестра стала взрослее: линии тела мягче, они плавные, в походке появилась какая-то очень интересная уверенность и сильная, спокойная грация. Я вижу, как движутся ее бедра под платьем — и мне хорошо и тревожно одновременно. Она останавливается и смотрит на меня прямо, называет не моим, придуманным именем «Генри», а я стою и гляжу на нее. У нее высокие скулы и нос, может быть, чуточку длинноват — но это прекрасные скулы и отличный, великолепный, само совершенство, нос! Мне нравится ее взгляд — Лота стала старше, женственней, и все это я вижу в ее глазах.

У нее глубокий, чуточку сипловатый голос — такой очень характерный, не похожий на одинаковые голоса всех этих дворяночек. Резкое, режущее, острое «р», от звука которого у меня по спине холодок. Четкое произношение — может быть, с пережимом на согласные; отчего ее речь кажется не по-женски твердой, волевой. Но голос, несомненно, женский, волнующий. Эта хрипотца царапает, задевает, не дает спокойно слушать. Этот голос находится в некотором контрасте с внешностью — губы с трещинками, чистое девичье лицо, глубокие, широко раскрытые глаза — и уверенный, низковатый голос с хрипотцой, чуть подсевший, словно после бурной ночи.

Я стою и смотрю. И слушаю, конечно, слушаю.

— На кой тебе понадобилось брать эту дрессированную гориллу, родич? — спросил Молния насмешливо. И посмотрел на меня.

Вот я и дома. Пора снова привыкать к семейной манер общения.

Ни слова в простоте.

— П-потому и н-нанял, что дрес-сирован-н… нннн- Проклятая буква опять застряла. Корт поднял брови, глядя на мои мучения.

— …что дрессированная, — выговорил я неожиданно чисто — даже сам удивился.

Молния хмыкнул, покачал головой. «Играем, значит? — читалось в его глазах. — Ну-ну». Я пожал плечами. Думай как хочешь, Молния.

— Ступай! — велел я Дакоте.

— Я мигом обернусь, — пообещал этот мошенник с неподдельной искренностью в голосе. — Туда и обратно…

Словно я без него уже жить не могу.

Забавно все-таки. Стоило оказаться среди родственников, как Дакота из временного союзника, которого вынужден терпеть, превратился чуть ли не в лучшего друга. По крайней мере, относиться к нему я начал с большей симпатией. Уже «мошенник», а не «проклятый ублюдок». Прогресс налицо.

Я махнул Дакоте и двинулся к сестрице.