Аксенов

Е.П.: Это круто, да.

А.К.: Ложный миф! «Виньетка ложной сути…»

Е.П.: Погоди веселиться, давай разберем этот миф. Разберемся вообще, кто такие шестидесятники. Потому что ведь шестидесятники… это ярлык, бирка, все равно как постмодернисты или пидарасы. Кто такие пидарасы, понимаешь?

А.К.: Ну, кто такие пидарасы — это вполне определенно.

Е.П.: Нет, это педерасты определенно, а не пидарасы. А кто такие пидарасы — это надо было у покойного Никиты Сергеевича Хрущева спросить или у художников, которых он так обзывал. И то они, я думаю, точного определения не дали бы… Ну, это я лишнего хватил, это все вычеркнем.

А.К.: Да, давай про шестидесятников.

Е.П.: Всерьез давай найдем определение. Ведь в общем сознании шестидесятник — это такой диссидентствующий господин рождения тридцатых…

А.К.: Тридцать третьего, это в основном. Вот Вася был на год старше, Ахмадулина лет на пять моложе, но в основном тридцать третий…

Е.П.: Ну, то есть довоенного изготовления. Но при этом, по моему ощущению, довоенного сорокового — это уже не шестидесятники.

А.К.: Это уже младшие пошли. И все рожденные в сороковые, перед самой войной, в войну и в первые годы после — это уже постшестидесятники. И мы с тобой тоже.

Е.П.: Так, с годом рождения вроде разобрались, хотя бы с этим какая-то ясность есть. Теперь…

А.К.: Теперь вот что: год рождения не говорит ни о чем, совершенно ни о чем. В тридцатые что, одни будущие диссиденты рождались? И что, все рожденные в тридцатые годы — это шестидесятники? Нет. Справедливо, что почти все шестидесятники рождены в тридцатые, а обратное совсем не справедливо. Необходимо, но недостаточно…

Е.П.: То есть надо прямо поставить вопрос: а относить к шестидесятникам коммунистических функционеров, гэбэшников и прочих тому подобных, если они того же поколения, что Аксенов или Евтушенко?

А.К.: Это и есть главный вопрос о шестидесятниках. И вообще говорить о понятии «шестидесятник» можно только с этой точки зрения. Вот в пятидесятые или ранние шестидесятые исключают, допустим, парня из комсомола как стилягу и низкопоклонника перед Западом, одновременно, конечно, из института, а то и за сто первый километр как тунеядца… А кто его исключает? Ровесник. И что же, этот райкомовец не шестидесятник? В шестидесятники мы записываем только «хороших»?.. Потом исключенный вернулся, кое-как доучился, киснет в НИИ, самиздат и тамиздат по ночам читает, под гитару поет на кухне. А тот, который исключал, уже в обкоме или в ЦК, борется за чистоту идеологии и в распределителе отоваривается… Они оба шестидесятники?

Е.П.: Вполне реальная пара. То есть один в полудиссидентах, а другой — в партии, комсомоле или гэбэ… И оба — шестидесятники, во всяком случае, одного поколения…

А.К.: Женя, Жень, ты только не спорь сразу: те, которые пошли в партию, комсомол и гэбэ, те потом и сделали перестройку. А диссиденты только ее поддержали…

Е.П.: Смелое заявление.

А.К.: А что смелого-то? Это уже общее место об огромной роли гэбэ в перестройке. А кто же, извини, сделал перестройку? Может быть, мы с тобой? Нет! Может, диссиденты-шестидесятники? Нет, они, конечно, способствовали, старались, но сделать они ничего не могли. Если бы функционеры «из прогрессивных» не начали все менять, подстраивать под свои идеи — ничего бы у диссидентов не вышло бы. Сгинули бы в психушках, да и лагеря еще были, не все Никита разогнал…

Е.П.: Что же, шестидесятники, встроившиеся в систему, были пятой колонной?

А.К.: Они и были тем «человеческим лицом», которое появилось у нашего социализма. Образованные, умные…

Е.П.: Ну, относительно образованные.

А.К.: По сравнению с предшественниками-то? С костоломами?

Е.П.: Ну, по сравнению с предшественниками — да. Все относительно…

А.К.: Всё относительно. Среди диссидентов тоже были относительно образованные и относительно умные.

Е.П.: Интересно… Как бы родовые черты существуют, возрастные, поколенческие… И среди стиляг-то были стиляги, которые говорили «честное комсомольское».

А.К.: Со стилягами вообще сложно, а без них, если мы говорим все же об Аксенове, не обойдешься. С одной стороны, эта среда была близка к чистому криминалу. Тут стиляги, тут фарцовка, а тут уже и чистый криминал. Вот часто нами вспоминаемая песенка пародийная — «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст…» Это, конечно, пародия, но для некоторых стиляг существовало понятие Родины, вполне такое советское… Мол, джаз играть можно, это ничего не означает, а Родина сама по себе. А другие понимали, что такая, социалистическая, родина и джаз несовместимы. И вот эти были реальной пятой колонной, врагами того общества… Все те же шестидесятники, специфическая их часть, к которой принадлежал Аксенов. Такое же разделение, как у шестидесятников вообще. И иногда это разделение шло прямо по человеку. Вот первая, совершенно комсомольская повесть Аксенова «Коллеги» — и то направление, в котором он потом двинулся… Чтобы понять раздвоенность шестидесятничества вообще, надо вспомнить, что именно они под гитары пели. И Алешковского «Товарища Сталина», и Городницкого, и «Солнышко лесное», и «Комиссаров в пыльных шлемах», и Визбора, но и Галича… Вот «Солнышко лесное», вот «Возьмемся за руки», а вот и «Окурочек»…