Аксенов

Е.П.: Я так думаю, что сейчас он не стал бы выкручиваться и говорить — мол, я просто спросил, за спрос денег не берут.

А.К.: Он нормальный человек. И, думаю, признал бы, что высказал мечту. Мечта, мечта — то, что многим пишущим снится: быть Аксеновым своего поколения. И я ему ответил честно…

Е.П.: Что же ты ему ответил?

А.К.: Честно, но уклончиво. Я не хотел его обижать и расстраивать, но не хотел его и авансировать и потому ответил как-то уклончиво: а вот, говорю, как ты думаешь, Дима Быков — Евтушенко своего поколения? Тут мы с ним сильно, но необидно засмеялись и налили египетской водки. По сто египетских фунтов литровая бутылка и еще искать надо, в какой-то тайный магазин бегать — они ж мусульмане… Выпили, и как-то так сошло это на нет.

Е.П.: Интересно, а почему бы, например, ему не спросить: как ты думаешь, дядя Саша, я не Солженицын ли своего поколения?

А.К.: Это очень серьезная тема…

Е.П.: Тем более что он же борец ведь тоже.

А.К.: Я так думаю: поскольку он прежде всего писатель, а не борец, во всяком случае так я считаю, то его это не интересует, не пророк ли он, его интересует, маэстро ли он… А если маэстро — то тут возникает Аксенов…

Е.П.: Очень хорошо. А почему не Шукшин своего поколения?

А.К.: Более того, у него, на мой взгляд, были все основания спросить у меня именно о Шукшине. Когда я прочитал его рассказы, сборник, я ему написал, что в этих рассказах многое по прямой линии от Шукшина, и отморозки, которых он описывает, — это чудики Шукшина, только отмороженные временем… Однако же он спросил про Аксенова. А знаешь, что в Аксенове многих молодых сочинителей привлекает? Я думаю, вот что: элегантность аксеновской славы, ее легкий такой блеск. Мечта стать Аксеновым — это не просто мечта стать очень хорошим писателем, вон был, например, замечательный писатель Георгий Семенов, а ведь вряд ли найдется хоть один молодой человек, который скажет, что хотел бы быть Георгием Семеновым своего поколения.

Е.П.: Как ты думаешь, не обидится он, когда все это прочитает?

А.К.: Нет, не обидится, он умный парень. А обидится — я извинюсь. Хотя ничего обидного я про него не хотел сказать и не сказал, по-моему.

Е.П.: Да… Не встречал я людей, которые хотели бы стать Солженицыным. Потому что за это, извини…

А.К.: Сразу перебью — нет, не только потому, что Солженицыным становятся только через лагерь. А еще и потому… да, Александр Исаевич — гений, о чем разговор. Но многие молодые не на гениальность замахиваются, понимаешь, а на мастерство. Не гением мечтают быть, об этом мечтать глупо, а литературным маэстро. И у многих, я не про нашего толкового молодого человека в данном случае говорю, а вообще, у многих эта мечта формулировалась в мое время — а у многих и сейчас, с небольшими поправками, но похоже, — формулировалась так: кем я хочу быть? а я хочу сидеть в «пестром» буфете ЦДЛа, написавши «Затоваренную бочкотару», которая перевернула русскую литературную стилистику, при этом быть одетым, как мечтают быть одетыми миллионы молодых людей по всему Советскому Союзу, и при этом чтобы ко мне все подходили и дружески, но почтительно говорили: Вася, давай выпьем… Вот мечта, мечта довольно детская и даже немножко такая… комическая.

Е.П.: Вот мы про подаксеновиков и начинаем говорить… Я в те баснословные времена был усердный читатель журналов «Юность» и «Новый мир», и я помню какой-то роман, не важно какого автора и в каком из этих журналов, и там парень себе ставит, значит, цель жизни: чтобы в него влюбилась такая-то девушка, с девушкой этой поехать куда-то на стройку, а потом напечататься в журнале «Юность» и прославиться. То есть стать кем? Стать Аксеновым…

А.К.: Печататься в «Юности» и сидеть в ЦДЛе в джинсах, красиво выпивать — вот что такое в самом примитивном представлении пишущих людей моего поколения означало стать Аксеновым.

Е.П.: Что же, и сейчас это имеют в виду те, кто хочет «стать Аксеновым»? Ну, не упомянутый молодой писатель, он слишком умный и серьезный для этого, но ведь есть и другие, кто этого же хочет… Ты мне когда-то рассказал замечательную историю с Василием Павловичем, которая была в какой-то рюмочной…

А.К.: Погоди… Я тебе хочу сказать, что после того разговора в Каире я стал относиться к этому «молодому писателю» лучше, хотя и раньше относился хорошо. Но тут я увидел в нем живого человека, очень живого, даже похожего на меня в мои тридцать лет — несмотря на боевую биографию, которую мне даже при желании неоткуда было бы взять, и на совершенно взрослое отношение к жизни, к семье, которое в наши времена почти не встречалось. Я нашел сходство с собой в тридцать лет, потому что я тогда был подаксеновиком.