Без единого свидетеля

— Это как?

— Очень просто: сжигайте масло в ее присутствии или умащивайте ее тело. Я так понимаю, речь идет о девушке?

Нката прикинул, сможет ли выполнить хотя бы одно из этих двух действий, и решил, что нет, это невозможно. Но думал он и о другом: ведь их серийный убийца именно так и делал. Жег и умащивал. Он еще раз поблагодарил Гиги и вышел из магазина. Следующей целью было здание по соседству: закусочная «Мистер Сэндвич».

Скромное заведение общественного питания уже закрылось. Табличка на дверях извещала, что закусочная открыта ежедневно с десяти до трех. Нката попытался что-нибудь разглядеть через стекло витрины, но в темноте ему удалось различить лишь прилавок и плакаты с фотографиями сэндвичей и ценами. Сегодня здесь больше ничего не узнать, решил он. Пора уезжать.

Но он не поехал домой. Его вновь неудержимо влекло к площади Овал, где при первой же возможности он свернул в сторону Кеннингтон-Парк-роуд. Автомобиль он снова оставил на Браганза-стрит, но вместо того чтобы ждать ее там или подняться на четвертый этаж жилого массива Доддингтон-гроув и проверить, не дома ли она, Нката двинулся к жалкому клочку зелени, носящему название Суррей-гарденс. Потом он оказался на площади Мэнор-плейс, которая никак не могла выбрать между разрухой и возрождением.

В ее салоне он не был с ноября, но никогда не смог бы забыть, где тот находится. Ее саму он нашел в салоне, как и в прошлый его визит. Она сидела за письменным столом, склонив голову над какими-то гроссбухами. Она грызла кончик карандаша, и это придавало ей беззащитный, уязвимый вид, делало ее похожей на школьницу, ломающей голову над задачкой. Однако когда она подняла голову на звук открывающейся двери, то казалась вполне взрослой. И неприятно удивленной. Отложив карандаш и закрыв книгу, она подошла к прилавку и встала за ним так, чтобы он служил барьером между ними.

— На этот раз убит чернокожий мальчик, — сказал он. — Его тело выбросили недалеко от станции Лондон-Бридж. И еще мы опознали одну из предыдущих жертв. Он был смешанной расы. Из Фёздауна. Теперь это два подростка с южного берега реки, Яс. Где Дэниел?

— Если ты думаешь, что… — начала она.

Он перебил ее нетерпеливо:

— Яс, Дэниел имеет какое-нибудь отношение к подросткам, которые собираются в районе Элефант-энд-Касл?

— Дэн не связан ни с какими бандами.

— Это не банда, Яс. Это воспитательная организация. Они предлагают детям различные программы и курсы, детям… из групп риска. — Он заторопился дальше: — Я знаю, знаю, ты скажешь, что Дэн совсем не в группе риска, и я пришел не для того, чтобы спорить. Так вот, та организация называется «Колосс», и мне нужно спросить у тебя: ты никогда не обращалась к ним, чтобы они присмотрели за Дэном после школы? Пока ты на работе?

— Я не разрешаю Дэну ходить в район Элефант-энд-Касл.

— И он никогда не упоминал при тебе «Колосс»?

— Нет, никогда… Зачем ты это делаешь? — спросила она. — Ты нам не нужен. Ты и так уже достаточно постарался.

Она начинала сердиться. Он видел это — потому что под трикотажной кофточкой вздымалась и опускалась ее грудь. Как и все кофточки, которые он на ней видел, эта была коротко обрезана и обнажала гладкий живот, плоский как ладонь. Она сделала пирсинг на пупке, заметил он. На фоне темной кожи поблескивала капелька золота.

В горле у него пересохло, но он знал, что еще не сказал того, ради чего пришел, и неважно, как она воспримет его слова.

— Яс… — сказал он и подумал: «Ну что же такого в ее имени? Почему мне хочется повторять его снова и снова?» — Яс, неужели ты предпочла бы ничего не знать? Она обманывала тебя, обманывала с самого начала, и ты не можешь не признавать этого, что бы ты обо мне ни думала.

— Ты не имел права…

— Неужели ты предпочла бы остаться в неведении? И что хорошего бы из этого вышло, Яс? Мы с тобой оба знаем, что ты не склонна к этому.

Она схватилась руками за прилавок так, что побелели кончики пальцев.

— Это все, что ты хотел сказать? Потому что, если ты закончил, мне нужно работать.

— Нет, — ответил он. — Не все. Есть еще одно. То, что я сделал, должно было быть сделано, и ты сама это понимаешь.

— Ты…

— Но, — продолжал он, — то, каким образом я это сделал, было неправильно. И…

Он подошел к самой трудной части, когда нужно было сказать правду, в которой даже самому себе он не хотел признаваться. Однако он решился.