Без единого свидетеля

— Это неважно.

— Что? Присядьте. Сюда. Я принесу вам что-нибудь выпить. Вы сумели поспать? Поесть?

Хильер потянулся к телефону. Он набрал номер и сказал, чтобы принесли сэндвичи, кофе, все равно какой, любой, просто принесите в кабинет как можно скорее. Сначала кофе. И снова спросил у Линли:

— Как она?

— Ее мозг мертв. — Он впервые произнес эти слова вслух. — Мозг Хелен мертв. Мозг моей жены мертв.

Лицо Хильера посерело.

— Но мне сказали, что это пулевое ранение в грудь… Как такое может быть?

Линли сообщил ему все подробности, ощутив странную потребность в боли, которую причиняло ему перечисление каждой детали, одной за другой.

— Диаметр раны был маленький. Сначала они не увидели, что… — Нет. Это можно сказать иначе. — Пуля прошла прямо через артерию. Затем через отделы сердца. Я не знаю порядок, точный маршрут, но полагаю, вы получили общее представление.

— Не…

Надо. Надо.

— Но, — продолжал он с нажимом, — ее сердце еще продолжало биться, поэтому в груди стала собираться кровь. В карете «скорой помощи» этого еще не знали. Было потеряно слишком много времени. Поэтому когда её наконец доставили в больницу, у нее уже не было пульса, не было кровяного давления. Ей в рот сунули трубку, еще одну в грудь, и тогда из нее полилась кровь… хлынула… Только тогда они поняли, только тогда…

Когда он делал вдох, то слышал, как воздух со скрежетом проникает в его легкие; очевидно, это слышал и Хильер. И Линли трясло при мысли, что он выставляет свои чувства напоказ, которые затем так легко будет использовать против него.

— Присядьте, — сказал Хильер. — Пожалуйста. Будет лучше, если вы сядете.

Не то, думал Линли. Совсем не то.

— Я спросил, что сделали ей в реанимации. Естественный вопрос, не правда ли, все об этом спрашивают. Мне сказали, что они вскрыли грудную клетку и увидели отверстия, проделанные пулей. Врачу пришлось просунуть палец в одно из них, чтобы остановить кровотечение, только представьте, и я тоже хотел представить себе это, потому что я должен был знать. Я должен был понять, потому что если она дышала хотя бы слабо… Но мне сказали, что приток крови к мозгу был недостаточен. И к тому времени, когда они восстановили снабжение кислородом… О, сейчас она дышит при помощи аппарата, и сердце ее бьется, но ее мозг… Мозг Хелен умер.

— Господи всемогущий! — Хильер прошел к столу для совещаний, вытащил стул и жестом показал Линли, что этот стул для него. — Я искренне вам сочувствую, Томас.

Только не по имени, думал Линли. Он не вынесет звука своего имени.

— Он нашел нас, понимаете? — сказал он. — Вы это понимаете? Нашел ее. Хелен. Он нашел ее. Он нашел ее. Вы сами видите. Вы знаете, как это все случилось.

— Что это значит? О чем вы говорите?

— Я говорю о статье, сэр. Я говорю о журналисте, внедренном в следственную группу. Я говорю о наших жизнях, вложенных в руки…

— Нет!

Хильер возвысил голос. Но сделал это не столько в гневе, сколько от отчаяния. Это было последней попыткой сдержать неумолимо накатывающий поток.

— Он звонил мне после выхода статьи. Он упомянул ее имя. Мы дали ему ключ, карту, что угодно, и он нашел мою жену.

— Это невозможно, — сказал Хильер. — Я сам читал статью. Там не было ничего, что могло бы навести…

— Там было все, что нужно. — Теперь и его голос зазвучал громче, гнев питался отказом Хильера признать его правоту. — И начало всему положили вы, когда стали заигрывать с прессой. Телевидение, таблоиды, радио, газеты. Вы с Диконом — вы оба — думали, что сможете использовать средства массовой информации в своих целях, как ловкие политики, но посмотрите, к чему это привело. Вы видите, к чему это привело?

Хильер поднял руки ладонями кверху — понятный всем язык жестов, просьба остановиться.

— Томас, Томми, — сказал он. — Это не… — Он замолчал. Он посмотрел на дверь, и в его глазах Линли прочитал вопрос: где этот чертов кофе? Где сэндвичи? Сейчас так необходимо перевести тему разговора на что-то другое, нужно же как-то отвлечь этого сумасшедшего. Я не хочу спорить. Вы должны вернуться в больницу. Вы должны быть со своей семьей. Вам нужна их поддержка…

— Господи, да нет у меня больше семьи! — В конце концов его эмоции прорвались наружу. — Она умерла. А ребенок… ребенок… Они хотят продержать ее на аппаратах два месяца, а то и дольше. Если получится. Вы понимаете? Ни живой, ни мертвой, а мы все будем наблюдать за этим… А вы… Будьте вы прокляты! Это из-за вас все случилось. И я никогда…