Шесть соток для Робинзона

Надюша отвергла убого одетого парня, а тот оказался психологом-фэншуистом, москвичом с хорошей квартирой и достался ее сестре. Измучившись от жизни с Семеном и Галей, Надя решила восстановить справедливость, приготовила настойку дурман-травы и поехала в Москву. Но убивать Нину она не собиралась.

– Я ж не дура! – канючила сейчас Надя. – Вдруг полиция что-то заподозрит, меня поймают, посадят в тюрьму? У меня был совсем другой план.

В небольших дозах дурман приводит к вспышкам немотивированной злости. Надя отлично знала, что у Нины взрывной темперамент, она кричит по любому поводу и даже может распустить руки. Изредка наезжая в столицу, она видела: сестра явно полагает, что тихий, интеллигентный, совершенно лишенный агрессивности Вадик полностью ею порабощен. Нина совершила классическую ошибку замужних женщин – вскоре после свадьбы перестала заботиться о супруге, постоянно повышала на него голос, требовала больше зарабатывать, сама распоряжалась семейной кассой и считала Вадима мямлей, не способным на решительные перемены в жизни, мол, никуда муженек от женушки-рабовладелицы не денется.

А внимательная Надя замечала, как порой кривятся губы Вадима, ловила в его взгляде недовольство и поняла: если около Вадима появится ласковая, понимающая, заботливая женщина, то вполне возможна рокировка цариц в замке Сперанского. А потому надумала выпихнуть сестрицу из насиженного гнездышка. Но Вадик оказался крайне порядочным человеком, продолжал терпеть хамство Нины. Наде стало ясно, что сестричка еще не довела мужа до крайней точки, а значит, нужно ускорить этот процесс. Если капать Ниночке в еду настойку дурмана, та начнет себя вести более агрессивно, буйствовать, говорить супругу гадости. В такой ситуации даже у буддистского монаха иссяк бы запас терпения. И кто подставит Вадиму в трудный момент плечо? Кто его поддержит, похвалит, утешит? Кто защитит от вконец распоясавшейся хулиганки? Ответ очевиден: Надюша.

– Мне и в голову не могло прийти лишить жизни родную сестру, – причитала Надя, – просто я хотела вернуть все на свои места. Мне Вадика – Нинке развод. Дурман был нужен, чтобы спровоцировать у нее жуткие истерики. И я настойку ни разу не использовала. Если ты отливала из пузырька, должна была видеть – тот наполнен под горлышко. Кстати, знаешь, убить врага неинтересно. Мне было бы намного приятнее, если бы подлая Нинка увидела, как нам с Вадиком хорошо, измучилась от ревности, мебель стала бы грызть от злости, поняв, чего по своей хамской глупости лишилась. Вот это был бы кайф – пройти мимо нее под руку с Вадюшей и знать, что сестру натурально крючит, печень у нее в пыль от разлившейся желчи рассыпается. А если она в гроб ляжет, ни малейшего удовольствия я не получу: ведь покойница ничего не узнает, не обзавидуется, не порыдает. И Вадим ее жалеть будет, про умерших же всегда хорошо говорят, со временем Нинка для него в святую превратится. Ну уж нет, пусть жила бы долго, лет до ста. Но одинокая. И глядела на меня. Я в шубе – она в лохмотьях… У меня Вадик – у нее никого…

– Что же остановило тебя от осуществления этого плана? – мрачно поинтересовалась я.

Надя схватила меня за руку.

– Когда я могла успеть? В день приезда я этого делать не хотела, думала с утра ей в чай накапать, а Нинке к ночи уже плохо стало. Поверь, я тут ни при чем! И, пожалуйста, не говори ничего Вадику! Нинка вот-вот умрет, и мы спокойно поженимся.

– И тебе не жалко сестру? – воскликнула я.

Надя пожала плечами:

– Получилось, конечно, не так, как мне хотелось, но главное – Вадим теперь мой.

– У Нины есть шанс поправиться, – перебила я ее.

– Нет! – зашептала злоумышленница. – Я слышала разговор Вадюши с врачом. Тот сказал: «Ваша жена овощ, отравление убило мозг, она будет жить на аппаратуре. Больница потребует очень больших средств, вам придется на содержание полутрупа работать». Вадику надо какие-то бумаги подписать, и – кислород отключат. Зачем бедняжку мучить? Разве она живет? Ничего не понимает, не чувствует. На том свете Нинке будет лучше.

Похоже, Надежда со мной откровенна. Пузырек, из которого я набрала пипетку, действительно был наполнен доверху. Надя хотела не просто разрушить семью сестры, а еще и насладиться моральными мучениями Нины, потерявшей мужа. Но если дурман не применяли, чем отравилась Сперанская?

– Слушай… – вкрадчиво зашептала Надюша. – Нинка за копейку зубами держалась, вечно скандалила, злилась. Я другая – спокойная, тихая, не жадная. Попрошу Вадика тебе зарплату прибавить, мы с тобой подружимся. Хочешь, опять заварю миндально-шоколадный чай?