Шесть соток для Робинзона

Я вытянула шею и посмотрела в зеркальце, прикрепленное к лобовому стеклу. Здравствуй, красавица! Темные волосы следует постричь, а широким бровям и правда неплохо бы придать форму, карие глаза слишком глубоко посажены и чересчур близко сведены к отнюдь не аристократическому носу, лицо имеет треугольную форму и непропорционально: лоб слишком велик. Зато рот у меня – просто загляденье! Крупный, и губы щедро намазаны бордовой помадой. Думаю, первое, на что обращает внимание человек, впервые меня увидевший, – это именно губы. Причем даже сейчас, в эпоху геля-силикона и прочих наполнителей, никому в голову не придет, что я закачала в них какой-нибудь «рестилайн». Почему? Да потому что идиоток, желающих видеть на мордочке размером с кулак клюв утенка Дональда Дака, на свете нет. Некоторые звезды, уродующие себя инъекциями красоты, просто дети по сравнению со мной. Нет, такой ротик, как у меня, достается от родителей… А одеваться мне, очевидно, надо иначе – забыть про мешковатые платья-балахоны, безразмерные свитера и широкие брюки. Немодная одежда старит.

Я наконец оторвалась от увлекательного занятия – самосозерцания. Есть два варианта ответа на вопрос, почему занятой, умный, прекрасно обеспеченный профессор усиленно пытается подружиться с явно не богатой, ничем (кроме разве что бровей и рта) не выделяющейся из толпы женщиной, к тому же ведущей себя странно, если не сказать – откровенно глупо. Первый: Маневин увидел госпожу Васильеву в холле «Лаборатории», восхитился ее неземной красотой и влюбился, как Ромео в Джульетту. Второй: есть некая пока неизвестная мне причина, по которой Феликс Жанович должен или обязан наладить со мной близкие отношения.

Я опять взглянула в зеркало. Первый вариант точно отпадает. Остается второй. И что надо от меня милейшему профессору? Кто заставляет его проявлять интерес к госпоже Васильевой?

Так и не найдя ответа на вопрос, я вошла в свой подъезд и поднялась в квартиру.

Сеня сидел на кухне и пытался разгадать кроссворд.

– Столица Ганы? – спросил он, едва завидев меня.

– Понятия не имею, – пожала я плечами.

– А где находится эта Гана? – вздохнул Семен. – Наверное, возле Индии.

– По-моему, в Африке, – предположила я.

– Нет, – возразил жилец, – там Египет и Израиль. Еще этот, как его… Мадагаскар.

– Галина дома? – спросила я.

– Мама приболела, – протянул Семен, – легла в комнате, на диване, занавески задернула.

Я выронила пинцет, при помощи которого собралась кормить лягушку.

– Что с ней?

– Голова болит, – ответил Семен, – кружится, и тошнит ее. Но ты не беспокойся, в туалете я все вымыл. А когда спать соберешься, маманя с софы сползет. Она…

Я, недослушав Сеню, бросилась в комнату и принялась трясти Галю.

– Вам очень плохо? Сейчас вызову «Скорую».

– Н-не надо, – с трудом выдавила тетка, – н-не… н-не…

В нос ударил крепкий запах алкоголя, а Галина, со смаком рыгнув, громко захрапела. Я вернулась на кухню и сердито сказала Сене:

– Да она же пьяная! Состояние твоей матери никакого отношения к недугам не имеет!

– Выпей литруху, и поймешь, как тебе клево, – хмыкнул Сеня. – Здоровой сейчас мамуську нельзя назвать. Сорвалась она. Целых три месяца даже пробку не нюхала, а тут с рельсов сошла. Сплошные у нас нервы из-за Надьки, вот маманя стресс и снимала. Ничего, через пару дней оклемается.

– Я думала, вы сегодня уедете, – отбросив церемонии, сказала я. – Предоставила вам крышу на ночь, а уже вторые сутки заканчиваются. Когда вы намерены покинуть мою квартиру?

Сеня оторвал взгляд от кроссворда.

– Мне маманю не унести, она хоть и мелкая, но тяжелая. Погоди, пока она оправится.

– У меня есть альтернатива? – безнадежно спросила я.

Семен заморгал.

– Не знаю. Ты хозяйка, тебе видней, чего где лежит.

Я поняла, что продолжать беседу глупо, сняла с кастрюли полотенце и посмотрела на лягушку.

– Привет, дорогая. Привезла тебе дом, хоть и не самый большой, извини. А вот еда прекрасная. Как насчет ужина?

Сбоку донеслось тихое повизгивание. Ярко-зеленый Петяша вспрыгнул на табуретку. Собачка оказалась умной – она явно поняла слово «ужин» и оживилась.

Я повернулась к Сене.

– Кормил песика?

– Угу, – промычал тот, почесывая карандашом макушку.

– Чем? – не успокаивалась я.

– Всем, – емко ответил хозяин. – Петяша не капризный, что в рот попало, то и проглотит.