107  

Те, кто на машинах, разворачиваются и дают газу, пешие несутся со всех ног. Барклай вопит на весь эфир: «Стрикланд, Стрикланд?! Что за хрень у вас происходит? Мы считываем сейсмическую активность, это же…»

Я уже не вижу верхушки, а Штука из Земли все лезет и лезет — наверное, уже поднялась километра на два. Дюжина водопадиков срываются с ее боков, рассыпаются водяной пылью высоко над головами.

— Сэр, нам необходима немедленная эвакуация, — заявляет Тара Стрикланд с восхитительным спокойствием, — А также активная поддержка с воздуха — и чем сильнее, тем лучше. Пожалуйста, бросьте сюда как можно больше сил. Ситуация… э-э… изменилась.

***

Это и мама, и папа, и дедушка, и даже пещерный пращур всех цефовских шпилей.

Это последняя страница Апокалипсиса, конец календаря майя, гибель мира в Рагнареке. Оно заняло и унесло с собой половину Центрального парка. Оно колоссально, оно закрывает небо. Не иначе, как с него и Канада видна.

Шпиль поднял половину парка, зацепил и унес ввысь всю массу, приставшую к невозможной колонне, глыбу земли размером в сотню городских кварталов, болтающуюся теперь над Манхэттеном, словно Эверест на кончике бильярдного кия. Острие шпиля — темный угрожающий обелиск, проткнувший унесенный парк, загарпунивший бродячий небесный остров, — поднимается еще на половину расстояния от парка до земли. В сгущающемся сумраке громада кажется похожей на статую Свободы в каменной короне — если, конечно, не принимать во внимание пару километров высоты и начинку из спор.

Если у Барклая и были шансы отговорить начальство, то теперь они безвозвратно испарились.

Будущее в виде ядерной зачистки стало неизбежным, и нам посулили несколько вертушек и столько искренней моральной поддержки, сколько можем унести.

А еще нам дали полчаса до вылета бомбардировщиков.

Чем ближе мы к шпилю, тем сумрачнее вокруг. Вода стекает из прудов и озер, рассыпается в пыль, падая, небо застилает густой липкий туман. Кое-где среди тьмы — огоньки, мелькают языки пламени, оборванные кабели шипят, вспыхивают голубым, разбрасывают искры. Сквозь шум винтов я различаю стон и треск ломающегося гранита. Трубы газопроводов и канализации торчат разорванными венами, извергая пламя и грязную жижу.

Я ошибся. Это не остров среди неба — это опухоль. Если бы Господь болел раком, оно бы выглядело именно так: черным и комковатым, будто легкое шахтера. Приблизившись, вижу: это не цельная глыба, слитный силуэт распадается на множество глыб, мешанину обломков. Иные не больше дома, другие способны расплющить целые кварталы. Расщелины и провалы между ними испещрены черной хребтистой арматурой цефовской конструкции, сетью связей, удерживающей все в едином целом.

Ну, не совсем оно единое и не вполне целое. Пока пилот кружит, выбирая место посадки, гранитные глыбы откалываются, словно айсберги от ледника. Мы заходим с юга, зависаем в десяти метрах над верхушками деревьев. Под нами крошечные сверху вагончики и прицепчики техслужбы, раскрашенные в голубенький цвет, крошечные статуи, похожие на куклы, все освещено странно и криво уцелевшей пригоршней уличных фонарей, еще работающих на солнечной энергии, запасенной батареями.

Вертолет болтается пробкой в аэродинамической трубе, чем ближе к шпилю, тем сильнее турбулентность. Если приблизимся еще на сотню метров, нисходящий поток расплющит нас о камни. Приземляться здесь немыслимо. Даже отступив, не стоит и пытаться — вся масса земли и камня непрерывно шевелится, цефовская арматура ее почти не фиксирует. Близ южной оконечности острова опухоли пилот рискнул спуститься до восьми метров. Я благополучно падаю, а пилот ретируется на безопасное расстояние — правда, какое расстояние считать безопасным в наши веселые деньки, сказать затрудняюсь.

Рокот винтов растворяется в густом сумраке, и становится так мирно, спокойно…

Стою на траве. Ветер свирепый, но посвист его почти успокаивает. В пяти метрах передо мной километровая бездна, я различаю тусклые серые очертания нью-йоркского центра далеко внизу — точь- в-точь россыпь микрочипов на материнской плате.

А через секунду бездна уже в двух метрах, и я мчусь подальше от края, чтоб разваливающаяся груда камней и земли не прихватила и меня по пути на родину.

— Ты только глянь на трещины в этой штуковине! — вопит Голд. — Как от нее куски отваливаются!

Он на вертолете со Стрикланд, но ощущение, будто орет в самое ухо.

  107  
×
×