Сапфировая королева

Что же касается Дашеньки, то она со своей госпожой как раз обсуждала разные насущные дела, когда дверь распахнулась, и в комнату со злым, перекошенным лицом вошел Виссарион Хилькевич.

– А кошелек так и не нашли… – произнесла баронесса, осеклась и сурово поглядела на незваного гостя.

– Что вам угодно, милостивый государь? – возмутилась Дашенька.

– Должен признаться, сударыня, – отчеканил король дна, дергая щекой, – это уже чересчур!

– Вы разумеете закрытие веселых домов вашей замечательной подруги, мадам Малевич? – спокойно спросила Амалия. – Однако вы сами вынудили меня, многоуважаемый. Я приехала в город с совершенно определенной целью, и если кто-то намерен мне мешать, пусть будет готов к тому, что с ним может случиться все, что угодно. – И она победно откинулась на спинку кресла.

Хилькевич закусил губу.

Стало быть, Амалия и в самом деле ничего не знает ни о мертвых птицах, ни о трупе в его доме.

Стало быть, это не ее рук дело.

Стало быть, у него есть дерзкий враг, который намерен воспользоваться моментом и уничтожить его, Хилькевича.

Кто же он? И каким образом смог пробраться в его дом?

– Вы хотите получить Валевского? – спросил король дна напрямик.

Баронесса Корф пожала плечами:

– Вам прекрасно известно, чего именно я хочу, и я никогда этого не скрывала.

– Что ж, прекрасно. – Хилькевич глубоко вздохнул. – Мои люди его ищут. Думаю, через несколько дней поляк будет у вас в руках.

Весь вопрос в том, знает ли она, что Валевский уже у него в руках. Но по лицу баронессы Хилькевич понял, что не знает.

– Вы уверены? – осведомилась Амалия Константиновна.

– Да, я уверен, – отбросил последние сомнения Виссарион Сергеевич. – Но я хотел бы… Не поймите меня превратно, сударыня, я вовсе не собирался перечить вам. И я отнюдь не хочу быть вашим врагом. Поэтому мне было бы желательно, чтобы вы… – Он сделал паузу. – В конце концов, мы могли бы быть друзьями.

– Нет, – сказала баронесса твердо.

– Союзниками, если угодно, – тотчас же поправился Хилькевич. – Поверьте, я могу быть вам очень полезен, и не только в данном деле. Каюсь, я был не прав, когда ответил вам отказом. Но я готов исправиться. – И король дна заискивающе улыбнулся.

– Это все слова, – отмахнулась Амалия. – Мне нужен Леон Валевский, живой, целый и невредимый, а также украшения, которые он украл и которые принадлежат императорскому дому. С вами или без вас, но я найду и его, и их. Если с вами, тогда… – баронесса покосилась на Дашеньку, которая стояла, чинно сложив руки, и делала вид, что ничего не слышит, – тогда я оставлю вас в покое. Если без вас или если Леон Валевский попадет ко мне в виде хладного трупа, я буду очень, очень разочарована. А когда я разочарована, я способна на многое. И по сравнению с этим многим то, что уже с вами случилось, покажется вам сущим пустяком.

– Право, не стоит утруждаться, сударыня, – хрипло проговорил Хилькевич. Его глаза были прикованы к лицу собеседницы. – Я понятливый человек, поверьте. Что красивая женщина хочет, то она и получит. Единственное, я хотел бы уточнить… – Он замялся. – А если вдруг окажется, что Леон Валевский не брал украшений?

– С чего вы взяли? – холодно спросила баронесса.

Хилькевич через силу улыбнулся.

– До меня доходили слухи от моих людей, что он отрицал факт своей причастности к сему делу.

– Какие обороты… – бесстрастно уронила Амалия. – Ах да, вы же, кажется, служили писарем в полиции, как раз после того, как бросили торговать птицами. – Хилькевич вздрогнул. – Повторяю еще раз: мне нужен Валевский и украшения. Если Валевский будет у меня, я так или иначе узнаю, что он с ними сделал. Если украшения вдруг попадутся вам, вы должны немедленно отдать их мне. По-моему, милостивый государь, вы плохо представляете себе, с кем – в моем лице – вам приходится иметь дело. Ну что ж, теперь вы знаете. И для этой силы раздавить что вас, что любого другого непослушного подданного не будет стоить ничего. – Последнее слово она произнесла по слогам и с расстановкой.

Хилькевич стоял и улыбался, но в голове его проносились совершенно неописуемые – по крайней мере, приличным языком – мысли. Чем выше человек ставит себя, тем невыносимее для него терпеть поражение. А Хилькевич до приезда Амалии Корф ставил себя чрезвычайно высоко.

Тем не менее он уточнил:

– Я могу считать, что мы с вами договорились, госпожа баронесса? Я отдаю вам Валевского, а вы, так сказать, вернете все в первобытное состояние.