36  

– Что поделаешь, изящество у меня в крови, – самодовольно признался Август.

– В этом костюме ты похож на шута горохового, – не преминул уколоть его Антон.

– Что еще, кроме зависти, может говорить его устами? – заметил Добраницкий в пространство. – Ну как, ваш друг еще не нашелся?

– Нет, – сокрушенно признался Владимир. – Но мы его обязательно отыщем.

– Искренне на это надеюсь, – сказал Август, поворачиваясь к двери. – Если я вам понадоблюсь сегодня, я в «Венской усладе».

– Где? – в один голос спросили пораженные офицеры.

– В «Венской усладе», это заведение, которое… А что?

Балабуха кашлянул и взял Добраницкого за пуговицу, глядя на него сверху вниз.

– Август, голубчик, нам очень нужно туда попасть. Проводи нас!

– Да ради бога, Антон Григорьич! Э-э, только не надо отрывать пуговицу, этот сюртук совсем новый, то есть почти новый. Будь он новый, он бы обошелся мне в три раза дороже!

– Август, хватит болтать! Веди нас!

* * *

Это было чистенькое, вкусно пахнущее пирожными заведение, которое язык не поворачивался обозвать трактиром. Трое друзей уселись за столик и вопросительно переглянулись.

– Сначала сделаем заказ, – решил Гиацинтов. К их столику уже шел кельнер.

– Что угодно господам?

– Мне кофе с шартрезом, – быстро сказал Владимир. – И грушевый пирог. Один мой друг говорил, что ваши грушевые пироги – просто чудо!

– Да, о них так многие говорят, – довольно равнодушно отозвался кельнер. – А другие господа что будут?

Добраницкий попросил обычный кофе и пирожное, Балабуха – бутылку токайского, однако в ответ услышал, что вино у них не подают. Артиллерист открыл было рот, чтобы возмутиться, но тут Владимир так посмотрел на него, что Антон понял: возражать не следует. Надувшись, он попросил кофе и «чего-нибудь на ваш выбор».

– Рекомендую пирожное «Принцесса»… Сейчас вам все принесут.

Кельнер уже собирался отойти к другому столику, и Владимир решил пойти напролом.

– А вы не помните моего друга? Такой мужчина средних лет, темноволосый. У него еще был поврежден левый мизинец.

Кельнер пожал плечами.

– К нам заходит очень много народу, сударь, – сказал он в свое извинение и пошел принимать заказ у румяной дамы, которая только что вошла в «Усладу» под ручку с каким-то фатом.

Владимир сердито стукнул ладонью по столу.

– Ничего не выходит, – выпалил он с раздражением.

– Может, дать ему денег? – предложил Добраницкий. – Деньги очень освежают память.

– Надо будет попробовать, – отозвался Владимир.

Он отвернулся и стал смотреть на хозяина в белом фартуке, который за стойкой бережно раскладывал пирожные. В заведении в этот час было совсем немного народу. Хромоногая девушка с грустными глазами подметала пол, другая, бойкая и расторопная, вытирала свободные столы и меняла цветы в стоящих на них вазах. Владимир вздохнул и поглядел за окно. Мимо по улице скользили изящные ландо и тряские кареты, а напротив располагалась мастерская модистки[7], в витринах которой красовалось множество шляпок. Из мастерской вышли две женщины, барышня и служанка, и двинулись к наемному экипажу, стоявшему у обочины. На девушке было белое муслиновое платье с яркими цветами и капор, украшенный горой лент и искусственных цветов. Лица ее Владимир не видел – его затеняли широкие поля. Но тут озорник ветер, прилетевший с Дуная, выказал явное намерение схватить шляпку и утащить ее с собой. Девушка испуганно вскрикнула, поднесла руку к капору и невольно подняла голову. Лишь на долю секунды молодой офицер увидел ее глаза, и в следующее мгновение на улице между ним и незнакомкой проплыло ландо, на запятках которого стояли два лакея. Когда оно скрылось из виду, девушка и ее спутница уже исчезли.

– Сударь… – робко протянул кто-то над ухом Гиацинтова.

Владимир перевел дыхание и поднял глаза. Возле него стояла хромоногая девушка, которая только что убирала пол.

– Я правильно поняла, вы ищете господина, у которого был поврежден мизинец? Правда, он давно к нам не заходил, но…

– Да-да, – поспешно сказал Гиацинтов, – я бы очень желал его найти. Так вы помните его?

– Да. Весной, в апреле, он заходил к нам каждый день.

«Так-так», – гулко сказал кто-то в мозгу Владимира.

– А потом вдруг перестал… – продолжала девушка, робко поглядывая на красивого офицера. – Он всегда был очень вежливый, не то что иные господа.

– А почему вы его запомнили? – брякнул Гиацинтов и тут же устыдился своего бестактного вопроса. Она была калека, а у Жаровкина был поврежден палец. Не было ничего удивительного в том, что она обратила на письмоводителя внимание.


  36  
×
×