Черный нарцисс

Она хотела сказать что-то еще – про воровство и восьмую заповедь, раз уж пришлось к месту, но осеклась. Напротив нее сидела все та же ее бывшая одноклассница, в смешных деревянных бусах и балахоне вместо платья, но это уже была не Лиза. Виктория не слишком жаловала фантастические романы – по крайней мере, современные, – но тут ей пришло на память обычное их клише, когда герой видит, что в его давнего знакомого вселился кто-то чужой, и в момент прозрения сквозь лицо этого человека как раз и проглядывает лик чужого.

Сейчас напротив нее сидел чужой, принявший облик Лизы, мечтательной девушки, которая любила читать и писала стихи, совершенно, впрочем, беспомощные. Но не в стихах было дело, а в том, что Виктория банально испугалась.

Она увидела истинное лицо Лизы, ее настоящие глаза. И глаза эти были холодные и жестокие, и смотрели они на нее оценивающе, словно на какое-то докучливое насекомое, которое так и подмывает раздавить.

Должно быть, Лиза сама поняла, что выдала себя. По крайней мере, она притушила свой убийственный взгляд и отвела глаза.

– Твою мать, – сказала она. И затем, не без вызова: – Ну и что?

Ну и что, в самом деле? Подумаешь, присвоила чужие стихи, эка невидаль в стране, где воровство давно уже сделалось нормой жизни…

– Ты нам врала, – сказала Виктория, чувствуя холод под ложечкой. – Никакие стихи ты давно уже не пишешь. То, что ты читала на вечере, – это твои школьные опусы… не зря мне показалось, что я уже их слышала… А это стихотворение и вовсе чужое. Но ты выдаешь себя за поэтессу… очень убедительно, надо сказать. И твоя одежда, и твое поведение, и твои монологи… И поскольку все всегда знали тебя как поэтессу, возникает впечатление, что ты совсем не изменилась. Но в жизни так не бывает… хоть в чем-то человек должен перемениться…

Виктория осеклась. А что, мелькнуло у нее в голове, если она банально ошиблась по поводу Лизы и та не ведет никакой двойной игры, а попросту умалишенная? Известно ведь, как немилостиво обходится судьба с теми, кто любит искусство, не отвечающее им взаимностью…

– Да, – протянула Лиза устало. – Поделом мне… Ведь я была уверена, что никто не поймет, что эти стихи – не мои. Кому сейчас нужна поэзия… – Она покосилась на Викторию. – Ты уже говорила кому-то? Ну, по поводу меня?

Глава 25

Подошел официант, неся тарелки с пиццей. И, по правде говоря, Виктория была рада его появлению.

– Нет, – сказала она, когда официант удалился. – Пока я никому ничего не говорила. Но я бы хотела услышать кое-какие объяснения.

– Объяснения чего?

Виктория поморщилась.

– Как будто ты не понимаешь… Эти убийства – ты имеешь к ним отношение?

– Нет.

Конечно, Виктория гениально задала вопрос, в духе болванов-оперов из популярных сериалов: «Скажите, Иван Иваныч, уж не вы ли стукнули топором свою благоверную, Марью Петровну?»

И, поняв это, она рассердилась на себя. Будь это ее роман, она бы просто переписала эпизод сначала. Но в жизни черта с два что перепишешь…

– Почему ты выдаешь себя за поэтессу? – в лоб спросила Виктория.

– А тебе-то что?

– Ничего. Просто, по-моему, это гениальный камуфляж, чтобы никто ничего не заподозрил. Типа женщина не от мира сего, которой можно не опасаться…

Лиза как раз посыпала пиццу солью, и ее рука на долю секунды замерла над тарелкой. «Неужели я угадала?!» – в смятении подумала писательница.

– Знаешь, Виктория, – сказала лжепоэтесса, нагибаясь над столом и понизив голос. – Я же помню, ты вовсе не дура.

– Спасибо, – буркнула уязвленная Палей.

– Ну так вот, как умный человек умному человеку даю тебе бесплатный совет: не лезь в это дело. Поняла? Ты и так слишком глубоко забралась.

– Когда вычислила тебя? – Виктория пошла напролом.

– Может быть, – не стала отрицать бывшая одноклассница. – Как тебе Хорватия?

– В смысле? – спросила озадаченная Виктория.

– В смысле, что туда никакие документы сейчас не просят, – пояснила Лиза. – Или еще есть Сейшельские острова, но они, заразы, дорогие. Мальдивы опять же. Или Фиджи. Про Турцию с Египтом я уже не говорю. Хорошие места, и с визой можно не заморачиваться.

Виктория начала понимать.

– Ты советуешь мне уехать? Совсем?

– Почему совсем – пока здесь все не определится, – равнодушно ответила Лиза. – А это вопрос пары недель, не более.

– Что определится? Лиза, ты о чем? – Та не отвечала. – Что за игру ты ведешь? Ты на кого-то работаешь? На кого? Почему один за другим гибнут люди и при чем здесь моя старая книга? Зачем все это надо? Зачем… – Виктория осеклась.