Черный нарцисс

– А ты-то сам как думаешь?

– Значит, вспоминала. – Он улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой, и Виктория похолодела. Он словно помолодел на пятнадцать лет. – А почему не давала знать о себе?

Глава 29

Это было так неожиданно, что она вначале решила, что ослышалась.

– В смысле?

– В смысле, я человек все-таки известный… Могла бы позвонить… хоть раз.

– Кому, тебе? У меня нет твоего телефона.

– Ну да. А найти номер моего секретаря что, очень трудно?

Виктория откинулась на спинку дивана. Ситуация начала ее забавлять.

– То есть я должна была звонить тебе, навязываться и вспоминать пионерские времена? Так, что ли?

– Ну почему навязываться… – обиженно протянул он. – Не чужие же люди все-таки.

Ух ты, как интересно все складывается. Сейчас он огорошит ее открытием, что это именно она была виновата в их разрыве. Как пить дать, огорошит… или она ничего не понимает в мужчинах.

– Знаешь, Сережа, – начала она, в раздражении не обратив внимания, что назвала его уменьшительным именем, и это говорило куда больше, чем она хотела сказать, – если бы я звонила всем своим бывшим, у меня бы телефон разрядился.

– Вот так? – озадаченно переспросил он.

– Примерно.

Он настороженно глянул ей в лицо – и внезапно рассмеялся.

– Гордячка, – объявил он.

– Ага.

К чему скрывать, подбирать слова и оправдываться? Ну да, такая она и есть.

И всегда была.

– Гордячка, – повторил Сергей, и слово это он произнес вкусно, выразительно, как… ну, положим, название какой-нибудь редкой бабочки, которая попадалась ему раз в сто лет. – Ты совсем не изменилась.

– Да ладно тебе.

– До чего же все паршиво, – неожиданно вырвалось у него. Теперь на его лице была смесь отчаяния и усталости, которая поразила Викторию. – Черт возьми…

Старинные часы рассудительно, с расстановкой пробили очередную четверть часа и умолкли.

– Ну а ты? – спросила Виктория.

– Что – я?

– Почему ты мне не звонил? Наверняка смог бы раздобыть телефон… если бы захотел.

Сергей вздохнул, свесил руки между колен, сгорбился, поник.

– Я-то, конечно, хотел… Но…

Он беспомощно махнул рукой.

– Жизнь так сложилась, что… и разные дела… ни минуты свободной… ну, ты понимаешь.

Виктория неожиданно разозлилась.

– Да брось ты… У нас всегда есть время на то, что нам действительно нужно. А «нет времени, дела» – это отговорки для тех, кто нам не нужен. Когда не хочется что-то делать, у нас всегда наготове тысяча оправданий.

– У тебя для меня тоже не было времени, – тихо напомнил он.

И они замолчали.

– Ладно, – вяло проговорил Сергей. – Чего уж теперь…

– Да, – подтвердила она, глядя мимо него. – Поезд ушел.

Он вздохнул и шевельнулся на стуле.

– А ты никогда не думала, как бы могло все сложиться, если бы…

– Думала. Только что толку? У меня только одна жизнь, Сережа. Другой жизни не будет.

– Ну да, ну да… Только, знаешь, если бы ты меня позвала… Я бы, наверное, ее бросил.

Машинально она отметила, что он не стал даже называть Веру по имени. Это равнодушно-враждебное «она» на самом деле значило очень, очень многое…

Хуже могло быть только «эта».

– Вы прожили вместе столько лет, что ж ты ее не оставил?

Сергей насупился.

– Шутишь? Было бы ради кого…

– Да брось ты, Сережа… Почти пятнадцать лет, да люди не остаются вместе столько, когда их ничего не связывает. И ты сам это отлично понимаешь.

– Она меня зацепила, – пожаловался он. Точь-в-точь таким тоном, каким, наверное, в древности король Артур жаловался на свою жену Гиневру, которая не оправдала его ожиданий. – Черт знает чем… да вы, бабы, умеете найти к мужикам подход. А мы попадаемся, как дураки последние. – Он посмотрел на Викторию. – Знаешь, если бы ты не отошла тогда в сторону сама, если бы…

Поздравляю вас, Виктория Палей, тест на знание психологии пройден успешно. Упреки уже начались.

– Меня очень оскорбила та ситуация, – угрюмо сказала Виктория. – И еще я считала ее… их обеих… своими подругами.

– А я решил, что раз ты за меня не борешься, то я ничего для тебя не значу.

И он поглядел на нее почти робко, словно эти слова все еще могли как-то ее задеть и он заранее просил за них прощения.

– Да ладно… Что теперь все это перемалывать?

Она говорила и понимала, что он все равно не может отойти от этой темы, как, впрочем, и она сама. Виктория могла сколько угодно тешить себя иллюзией, что все кончилось, осталось в прошлом, что Сергей ничего для нее не значит, это другой человек, и она другая, и вообще что было, то быльем поросло, – но уже то, что сердце ее билось чаще и она волновалась и краснела, говоря с ним, свидетельствовало, что ничего не кончилось и, возможно, вообще не кончится никогда. Не зря же тема любви и предательства появлялась чуть ли не в каждом из ее романов, подспудно питая ее творчество; и не зря она до сих пор отвергала всякую мысль не то что о дружбе, а даже о простом будничном общении с Верой или Вероникой.