Вечеринка в Хэллоуин

Очевидно, она снова вернулась в какое-то охваченное беспорядками место в Центральной Европе, откуда была родом, так как иной образ действий грозил ей потерей свободы.

Джереми Фуллертон твердо верил в закон. Он презирал многих теперешних судей, выносящих чрезмерно мягкие приговоры. Студенты, ворующие книги, молодые замужние женщины, обчищающие супермаркеты, девушки, крадущие деньги у своих боссов, мальчишки, взламывающие телефоны-автоматы, — никто из них не нуждался по-настоящему, никто не испытывал отчаяния. Все они были просто избалованы и не сомневались, что могут взять то, что не в состоянии купить. Однако, несмотря на убежденность в необходимости справедливых наказаний, мистер Фуллертон был не чужд состраданию. Он мог испытывать к людям жалость и жалел Ольгу Семенову, хотя на него абсолютно не действовали аргументы, выдвигаемые ею в свою защиту.

— Я пришла к вам за помощью. В прошлом году вы были так добры ко мне, помогли с документами, нужными, чтобы задержаться в Англии еще на год. Мне сказали: «Если не хотите, можете не отвечать на вопросы. Вас может представлять адвокат». Поэтому я пришла к вам.

— Пример, приведенный вами, не подходит к теперешним обстоятельствам. — Мистер Фуллертон произнес это холодно и сухо, скрывая чувство жалости. — В данном случае я не могу оказывать вам юридическую помощь. Я уже представляю семью Дрейк. Как вам известно, я был адвокатом миссис Ллуэллин-Смайт.

— Но она умерла, и ей больше не нужен адвокат.

— Она любила вас, — сказал мистер Фуллертон.

— Да, любила! Поэтому она и хотела оставить мне свои Деньги!

— Все деньги?

— Почему бы и нет? Она не любила своих родственников.

— Вы не правы. Она очень любила племянника и племянницу.

— Может быть, миссис Ллуэллин-Смайт любила мистера Дрейка, но только не миссис Дрейк. Она ее утомляла — во все вмешивалась, не позволяла делать то, что ей хотелось, есть пищу, которая ей нравилась.

— Миссис Дрейк очень добросовестная женщина — она пыталась убедить свою тетю выполнять предписания врача относительно диеты и недопустимости переутомления.

— Люди не всегда хотят делать то, что говорит врач. Они не хотят, чтобы родственники не давали им покоя. Миссис Ллуэллин-Смайт была богата — она могла делать то, что хотела! И со своими деньгами могла поступать по-своему! У мистера и миссис Дрейк и так достаточно денег, прекрасный дом, полно красивой одежды и две машины. Почему они должны иметь еще больше?

— Они единственные родственники миссис Ллуэллин-Смайт.

— Она хотела передать мне свои деньги! Она жалела меня — знала, через что я прошла, как моего отца забрала полиция и мы с мамой больше никогда его не видели, как потом умерла мама и вся моя семья! Вы не знаете, что такое жить в полицейском государстве! Вы сами на стороне полиции, а не на моей!

— Да, — подтвердил мистер Фуллертон, — я не на вашей стороне. Мне очень жаль вас, но в теперешних неприятностях вы виноваты сами.

— Не правда! Я ничего плохого не сделала! Я была добра к ней, давала есть то, что ей не разрешали, — конфеты и сливочное масло; растительное она терпеть не могла.

— Дело не в масле, — сказал мистер Фуллертон.

— Я ухаживала за ней, и она хотела меня отблагодарить. Когда миссис Ллуэллин-Смайт умерла, я узнала, что она оставила подписанную бумагу, где завещала мне все свои деньги, а потом явились Дрейки и заявили, что я не должна их получить. Они говорили, что я дурно влияла на их тетю и даже что я сама написала это завещание. Это чепуха. Его написала миссис Ллуэллин-Смайт. Она отослала меня из комнаты и позвала уборщицу и садовника Джима сказала, что бумагу должны подписать они, а не я, потому что я получаю все деньги. Ну и почему я не должна их брать? Почему мне не может повезти раз в жизни? Это казалось чудом! Я строила такие планы, узнав об этом.

— Не сомневаюсь.

— Почему я не могла радоваться? Я хочу быть богатой и счастливой, иметь все, что мне нравится. Она сама написала завещание — никто не может сказать, что это сделала я.

— Тем не менее об этом говорят многие. А теперь перестаньте протестовать и слушайте. Миссис Ллуэллин-Смайт, диктуя вам письма, часто просила вас копировать ее почерк, не так ли? У нее была старомодная идея, что посылать друзьям и знакомым письма, отпечатанные на машинке, — дурной тон. Это пережиток викторианской эпохи. В наши дни никого не интересует, получает он отпечатанные письма или написанные от руки. Но для миссис Ллуэллин-Смайт это выглядело невежливым. Вы понимаете меня?