Загадка Эндхауза

— А! Вот как.

— Я ехал на автомобиле, ну и завез, конечно.

— Я понимаю вас.

Наступила довольно продолжительная пауза, после чего Пуаро задал новый вопрос:

— А где сейчас мадам Раис?

— Думаю, что в салоне.

Фредерика пила чай. Когда мы вошли, она с озабоченным видом повернулась к нам и спросила:

— Что это за слухи насчет болезни Ник?

— Весьма загадочная история, мадам. Скажите, вы ей посылали вчера коробку шоколадных конфет?

— Посылала. Ведь она просила меня их купить.

— Она просила вас купить их для нее?

— Ну да.

— Но к ней ведь никого не пускают. Как же вы с ней увиделись?

— Я с ней не виделась. Она мне позвонила.

— О! И что же она вам сказала?

— Спросила, не куплю ли я для нее двухфунтовую коробку фуллеровских конфет.

— И ее голос звучал… еле слышно?

— Нет… вовсе нет. Довольно громко. Только как-то непривычно. Сперва я ее даже не узнала.

— Пока она не назвала себя?

— А вы уверены, мадам, что это действительно была ваша подруга?

Фредерика опешила.

— Я… я… а как же? Кто же это еще мог быть?

— Вопрос существенный, мадам.

— Неужели вы думаете…

— Мадам, вы могли бы поклясться, что это был голос вашей подруги, если, конечно, забыть о том, что она назвала свое имя?

— Нет, — медленно ответила Фредерика. — Нет, не могла бы. Голос был совсем не похож. Я решила, что из-за телефона или, может быть, из-за болезни.

— Если б она не назвала себя, вы бы ее узнали?

— Нет, нет, наверно, не узнала бы. Кто это был, мосье Пуаро? Кто это был?

— Именно это я и стремлюсь узнать.

Его угрюмое лицо, по-видимому, навело ее на тревожные мысли. Она прошептала:

— Ник… разве… что-нибудь случилось?

Пуаро кивнул.

— Она больна, опасно больна. Конфеты были отравлены, мадам.

— Те, что прислала я? Но это невозможно… нет, это невозможно!

— Не так уж невозможно, коль скоро мадемуазель при смерти.

— Боже мой!

Она закрыла лицо руками, а когда снова подняла голову, я увидел, что она бледна как смерть.

— Не понимаю, — пробормотала она, — ничего не понимаю. Все могу понять, только не это. Их не могли отравить. Кроме меня и Джима, к ним никто не прикасался. Вы делаете какую-то ужасную ошибку, мосье Пуаро.

— Не я ее делаю, хотя в коробке и лежала карточка с моей фамилией.

Она растерянно уставилась на него.

— Если мадемуазель Ник умрет… — Пуаро не договорил и сделал угрожающий жест рукой.

Она тихо вскрикнула.

Он повернулся к ней спиной и, взяв меня под руку, направился в гостиную.

— Ничего, ну ровно ничего не понимаю! — воскликнул он, швыряя на стол шляпу. — Хоть бы какой-нибудь просвет! Я словно малое дитя! Кому выгодна смерть мадемуазель? Мадам Раис. Кто покупает конфеты, не отрицает этого, сочиняет небылицы о телефонном звонке, которые не лезут ни в какие ворота? Мадам Раис. Слишком уж просто, слишком глупо. А она не глупа… о нет!

— Да, но тогда…

— Но ведь она кокаинистка, Гастингс. Я убежден, что это так. Здесь не может быть никакого сомнения. А в конфетах оказался кокаин. И что значит эта фраза: «Все могу понять, только не это»? Это же надо как-то объяснить! Ну, а лощеный мосье Лазарус — какова его роль? Что ей известно, этой мадам Раис? Она что-то знает. Но мне не удается заставить ее говорить. Она не из тех, кто может проболтаться с перепугу. И все же она что-то знает, Гастингс. Действительно ли ей кто-то звонил, или она это выдумала? И если не выдумала, чей это был голос? Можете мне поверить, Гастингс. Все это очень темная история… м-да, очень темная.

— Перед рассветом всегда темнеет, — сказал я, чтобы хоть как-нибудь его утешить.

Он покачал головой.

— А та, вторая коробка, которую прислали по почте? Ее ведь тоже нельзя сбросить со счетов, так как мадемуазель не совсем уверена, в какой был яд. Вот еще досада!

Он тяжело вздохнул.

Я хотел было что-то сказать, но он перебил меня:

— Нет, нет. Довольно с меня пословиц. Я больше не вынесу. И если вы мне друг, истинный, преданный друг…

— Конечно! — воскликнул я с жаром.

— Тогда сходите и купите мне колоду игральных карт.

В первую минуту я оторопел, потом холодно ответил:

— Хорошо.

Я ни минуты не сомневался, что он просто решил меня спровадить под благовидным предлогом.

Однако я ошибся. Заглянув около десяти часов вечера в гостиную, я увидел Пуаро, поглощенного постройкой карточного домика. И тут я вспомнил: это был его испытанный способ успокаивать нервы.