— Кажется очевидным, что человек, говоривший с мистером Экройдом в половине десятого, не мог быть вашим сыном. Не теряйте мужества, мадемуазель. Все будет хорошо.
Мисс Рассэл ушла. Мы остались с Пуаро вдвоем.
— Значит так, — сказал я. — Каждый раз мы возвращаемся к Ральфу Пейтену. Как вы догадались, что Кент приходил к мисс Рассэл? Заметили сходство?
— Я связал ее с этим неизвестным задолго до того, как увидел его, — как только мы нашли перо. Оно указывало на наркотики, и я вспомнил, что вы говорили мне о разговоре с мисс Рассэл у вас в приемной. Затем я нашел статью о кокаине за то же число. Все было ясно. Она получила в это утро известие от какого-то наркомана. прочла статью и пришла к вам, чтобы кое-что выяснить. Она заговорила о кокаине, потому что статья была об этом, но, когда вы проявили слишком живой интерес — быстро перевела разговор на таинственные яды. Я заподозрил существование брата или сына, — словом, какого-то родственника. Но мне пора. Ленч уж, верно, ждет меня.
— Останьтесь у нас, — предложил я.
— Не сегодня, — покачал головой Пуаро, глаза его весело блеснули. — Мне бы не хотелось обрекать мадемуазель Каролину на вегетарианскую диету два дня подряд!
Ничто не ускользает от Эркюля Пуаро, подумал я.
21. Заметка в газете
Каролина, конечно, видела мисс Рассэл у дверей приемной, и я подготовил длинное объяснение, но оказалось, что она не расположена задавать вопросы, ибо считала, что ей известны истинные мотивы появления мисс Рассэл, а мне — нет.
— Ей надо было самым бессовестным образом выведать у тебя все, что можно, Джеймс! — сказала Каролина. — И не прерывай меня, я верю, что ты этого не заметил — мужчины так наивны! Ей известно, что ты пользуешься доверием месье Пуаро, и она хочет разнюхать. Знаешь, что я думаю, Джеймс?
— Представления не имею. У тебя нередко возникают самые невероятные идеи.
— Твой сарказм неуместен. Мисс Рассэл знает о смерти мистера Экройда больше, чем ей угодно в этом признаться.
И Каролина с торжеством откинулась в кресле.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил я рассеянно.
— Как ты туп сегодня, Джеймс. Как неживой. Опять печень?
И наш разговор перешел на сугубо интимные темы.
Заметка Пуаро появилась на следующий день в газетах. Преследуемые ею цели никому не были известны, но действие, которое она, оказала на Каролину, было из ряда вон выходящим. Каролина начала с того, что, жертвуя истиной, заявила, будто она всегда это утверждала. Я поднял брови, но спорить не стал. Каролина все-таки ощутила, видимо, укол совести, так как добавила:
— Может, я и не называла Ливерпуля, но все же говорила, что Ральф постарается уехать в Америку. Как Криппен.[16]
— Без особого успеха, — напомнил я.
— Бедный мальчик! Все-таки его поймали. Твой долг, Джеймс, позаботиться о том, чтобы Ральфа не повесили.
— Что, по-твоему, я могу сделать?
— Но ты же врач, правда? Душевное расстройство — вот на что надо опираться! — Слова Каролины напомнили мне кое-что.
— Я не знал, что у Пуаро есть душевнобольной племянник, — сказал я вопросительным тоном.
— Не знал? Мне он все рассказал. Семейное несчастье! До сих пор его не помещали в больницу, но дело заходит так далеко, что, вероятно, скоро придется это сделать.
— Я думаю, ты теперь уже полностью осведомлена о семейных делах Пуаро, — раздраженно заметил я.
— Конечно! Открываясь мне, он облегчает себе душу!
— Когда это делается по внутреннему побуждению — безусловно, но облегчить душу под немилосердным нажимом — нелегкое дело.
Каролина только посмотрела на меня с видом христианской мученицы на римской арене.
— Ты так замкнут, Джеймс! И думаешь, что все похожи на тебя. Я вовсе ничего ни из кого не выжимаю. Вот, например, если месье Пуаро зайдет сегодня, как он собирался, я ведь не спрошу его, кто приехал к нему на рассвете.
— Так рано? — спросил я.
— Очень рано. Еще до молочника. Я просто выглянула из окна — штора почему-то колыхалась. Это был мужчина. Приехал на автомобиле. Весь закутанный. Я не разглядела его лица. Но все равно я знаю, кто это был! — Каролина понизила голос до таинственного шепота:
— Эксперт из Скотленд-Ярда!
— Что? — сказал я вне себя. — Помилосердствуй, Каролина!
— Увидишь, Джеймс, я опять права. Эта Рассэл в то утро не зря расспрашивала тебя о ядах. Роджер Экройд мог быть отравлен.