— Ко мне? — тревожно спросила миссис Экройд.
Я поспешил ее успокоить, объяснив, чего хочет Пуаро.
— Конечно, — с некоторым сомнением произнесла миссис Экройд, — раз месье Пуаро приглашает, значит, мы, по-видимому, должны прийти. Но зачем все это? Я бы хотела знать наперед.
Я с полной правдивостью заверил ее, что не знаю сам.
— Хорошо, — хмуро сказала она наконец, — я скажу остальным, и мы придем к девяти.
Я распрощался и направился на условленную встречу.
— Боюсь, что прошло больше четверти часа, — сказал я, подходя к Пуаро, — но, когда эта дама начнет трещать, попробуйте-ка вставить хоть слово.
— Не беда, — сказал Пуаро, — я неплохо провел время, парк великолепен.
Мы зашагали к дому. К нашему удивлению, дверь нам открыла сама Каролина, видимо высматривавшая нас. Она приложила палец к губам. Щеки ее пылали от волнения.
— Здесь, — шепнула она, — Урсула Борн, старшая горничная из «Папоротников». Она в ужасном состоянии, ей нужен месье Пуаро. Я сделала что могла — провела ее в столовую, дала ей чашку чаю. Просто сердце сжимается, на нее глядя.
Урсула Борн сидела у стола, уткнувшись лицом в сложенные на коленях руки. Она подняла голову. Глаза ее опухли от слез.
— Урсула Борн… — пробормотал я.
— Нет, — сказал Пуаро, подходя к ней. — Не Урсула Борн, дитя мое, не правда ли? Урсула Пейтен, миссис Ральф Пейтен?
22. Рассказ Урсулы
Минуту или две девушка молча смотрела на Пуаро. Потом, окончательно потеряв самообладание, кивнула и зарыдала. Каролина кинулась к ней, обняла, похлопала по плечу.
— Полно, полно, дорогая, — принялась она утешать ее.
— Все будет хорошо. Вот увидите. Все образуется. Несмотря на любопытство и любовь к сплетням, Каролина очень добра. На минуту даже заявление Пуаро было забыто перед горем девушки. Но вот Урсула выпрямилась, вытерла глаза.
— Как глупо, — пробормотала она.
— Нет, дитя мое, мы понимаем, что пришлось вам перенести за последние дни, — мягко сказал Пуаро.
— И вдруг я узнаю, что вам все известно, — сказала Урсула — Но откуда? От Ральфа? Я пришла из-за этого. — Она вынула измятую газетную вырезку, и я узнал заметку Пуаро.
— Ральф арестован. Значит, все бесполезно. Мне незачем больше скрывать.
— Не всегда можно верить газетам, мадемуазель, — пробормотал Пуаро; у него был пристыженный вид. — Но все-таки вам лучше быть откровенной; нам нужна правда.
Девушка посмотрела на него: она была в нерешительности.
— Вы не доверяете мне, — сказал Пуаро. — И тем не менее вы ко мне пришли — Почему?
— Потому что я не верю… Ральф не мог этого сделать, — прошептала она. — И еще потому, что вы очень умны, и узнаете правду, и еще… Мне кажется, что вы добрый.
— Это правда, — утвердительно закивал головой Пуаро — Слушайте, я искренне верю, что ваш муж невиновен, но дело развивается скверно. Чтобы спасти его, я должен знать все, даже если в результате улики против него увеличатся. Словом, расскажите мне все без утайки, все с самого начала, хорошо?
— Надеюсь, вы меня не выпроводите за дверь, — сказала Каролина, устраиваясь в кресле.
— Во-первых, я хочу знать, почему эта девочка разыгрывала из себя горничную?
— Разыгрывала? — переспросил я.
— Конечно. Почему, дитя мое? На пари?
— Чтобы жить, — отрезала Урсула. И начала рассказ, который я изложу здесь своими словами.
Она была седьмым ребенком в семье обедневшего ирландского джентльмена. После смерти отца дочерям пришлось задуматься о куске хлеба. Урсуле не нравилась профессия, единственно доступная для девушки без специального образования, — профессия гувернантки при маленьком ребенке, а практически няньки, и она решила стать горничной. Старшая ее сестра, которая вышла замуж за капитана Фоллиота, дала ей рекомендацию. (К ней-то я и обращался за справками, и причина ее смущения стала мне теперь ясна.) Но Урсуле было бы неприятно, если бы ее прозвали «барышней-горничной», тем более что поступила она на службу по рекомендации сестры, — ей хотелось доказать, что она на своем месте.
В «Папоротниках», несмотря на некоторую отчужденность, дававшую порой пищу для перемывания косточек, она зарекомендовала себя хорошо — была расторопна, добросовестна, умела.
— Мне нравилась моя работа, — объяснила она. — И притом у меня оставалось много свободного времени.