– Федор Иванович фон Борн, – поправил друга Орест. – Неплохой человек, кстати. Не взяточник и дело свое хорошо знает.
– Я сегодня же скажу ему пару слов, – решился граф, – и этим вечером Василий уже будет в тюремном замке. Амалия Константиновна права: прощать такие вещи – преступление.
Саша Зимородков опустил глаза. Амалия чувствовала, что следователь недоволен, несмотря на то, что преступник оказался так легко и просто изобличен. Она и сама вспомнила пресловутого Василия, которого видела как-то мельком. Здоровый бородатый мужик, в сапогах, подвязанных веревочками, с ружьем за плечами, с которым он никогда не расставался. У него была дюжина детей, мал мала меньше, а нынешней весной он схоронил жену. Жил он в маленькой покосившейся избушке на краю леса и не очень любил показываться на глаза деревенским, которые все знали о его основном занятии и от души презирали его. Народ в Ясеневе был по большей части работящий, толковый, чтил бога и исправно посещал церковь. Для них браконьер был почти что существом из другого мира, лодырем и отщепенцем. Если бы с Василием случилась беда, то никто бы не пришел ему на помощь, наоборот – все были бы только рады, если бы он плохо кончил.
– Вы так уверены, что стрелял именно он, – с вызовом проговорила Амалия. – Ну, а что, если это все-таки был не он? И к тому же, если в меня стрелял Василий, то как же вы объясните два остальных происшествия?
– А никак, – ответил Орест спокойно. – Вот вы решили, что котенок отравился, потому что выпил ваше молоко. Откуда известно, что он отравился и что в молоке вообще что-то было?
– По-моему, журналисты вроде господина Верещагина называют такие выводы домыслами, – поддержал его Евгений. – И в данном случае я вполне с ними согласен.
– Теперь о гадюке, которая каким-то образом оказалась в рояле, – продолжил князь. – Я прошу прощения, но использовать ядовитую змею для того, чтобы навредить кому-то… С ней ведь не так-то легко справиться. Предположим на мгновение, что вашему недоброжелателю все же пришло в голову нечто подобное. Сначала он должен поймать змею…
– Так, чтобы она его не укусила при этом, – подхватил Евгений.
– Ну да, ну да. Потом ее надо где-то держать, потом принести в дом, позаботившись о том, чтобы никто ее не заметил…
– Потом запереть в рояле, – закончил Полонский с подобием улыбки, – и к тому же постоянно следить, чтобы она не вырвалась и не ужалила своего… э… сообщника.
– Простите меня, – кротко сказал Орест, пожимая плечами, – но все это слишком смахивает на дешевый уголовный роман.[47]
– Все это просто глупо, – добавил Полонский. – С чего вы взяли, Амалия Константиновна, что кто-то хочет убить вас? Зачем кому-то вообще желать вашей смерти?
– Затем, – необдуманно ответила Амалия, – что он одержимый.
Орест открыл рот и озадаченно уставился на нее. Полонский выглядел совсем обескураженным.
– Видите ли, – заметно волнуясь, проговорил Саша, – мы считаем, что имеем дело с сумасшедшим.
– Ух ты! – сказал Орест с иронией. – Ну наконец-то мы добрались до сути дела. Вот об этом – поподробнее, пожалуйста. Что за сумасшедший и откуда он взялся?
Саша беспомощно оглянулся на Амалию. Почудилось ли ему, или она и в самом деле смотрела на него холоднее, чем обычно?
– Кажется, вы встречали Новый год в Париже? – спросил следователь у графа Полонского.
– Совершенно верно, – высокомерно ответил тот. – А что, это преступление?
– Нет, – сказал Саша. – Просто в новогоднюю ночь там случилось одно… происшествие, о котором много говорили.
Евгений задумчиво прищурился.
– Вы, случаем, не смерть Адриенн Дарье имеете в виду?
– Именно ее.
– Можете не напоминать мне о ней, – кисло скривился граф. – Эта особа испортила нам весь вечер.
– Как, вы были тогда в опере? – удивилась Амалия.
– Mais certainement[48]. Как можно было пропустить такое событие? Мы здорово веселились, праздник был замечательный, и вдруг поднялся крик, распорядители стали лихорадочно искать врача, все начали спрашивать, что случилось, уж не война ли с Германией, и тут оказалось… А почему это вас так интересует, если не секрет?
– А с кем вы были на балу? – вопросом на вопрос ответил Зимородков.
– Нас было трое: я, Никита и Митя.
– А вас там не было? – осведомился Зимородков у Ореста, который стоял за креслом Амалии, облокотившись на его спинку.
– Интересно, как я мог там быть? – раздраженно возразил князь. – Я в это время лечился на юге.