65  

– Сколько вы получаете? – без обиняков спросила Амалия.

Тут Максим Алексеевич натуральным образом побагровел.

– Не понимаю, сударыня, – забурчал он, – какое отношение мое жалованье имеет…

– Вы получаете, – отрезала Амалия, – не меньше двухсот рублей в месяц, как какой-нибудь статский советник в Петербурге. По-вашему, вы оправдываете ваше жалованье? Когда Степан Александрович, здесь присутствующий, пришел к вам и стал просить отыскать его жену, что вы ему сказали? Что в уложении о наказаниях нет статьи, которая предусматривала бы наказание за любовь, и что свободная женщина должна сама решать, с кем ей жить. А ведь она не бежала из дома – нет, она исчезла бесследно! Но для вас было важно произнести высокие слова – и ничего не сделать. Что вы отыскали по делу неизвестного, чей труп нашли на моей мельнице? – Тут, правда, Амалия несколько исказила события, мельница в то время еще не принадлежала ей, но все и так поняли, что она имеет в виду. – Ничего? Вы даже не сумели узнать, кто он такой, опросили хозяев нескольких гостиниц – и успокоились. А вы хотя бы подумали о том, что это был живой человек? У него ведь были мать, отец, девушка, которая его любила, друзья, близкие, люди, которые дорожили им… Вы подумали, что он лежит в безымянной могиле, и никто из близких не может на его могилу прийти, потому что не знает, что он там? Подумали, что его убийца торжествует, потому что благодаря вам ушел безнаказанным? Да, безнаказанным! И вы смеете мне с какой-то астрономической дерзостью заявлять, что раскроете убийство жены Саввы Аркадьича, происшедшее, между прочим, в нескольких шагах от вас! Только вот что-то мне подсказывает, что, если бы оно даже случилось на ваших глазах, вы бы все равно ничего не нашли!

Антоша открыл рот. Он видел, как его отец распекал приказчиков, как отчитывал за провинности половых в своей гостинице дядя Гаврила, но он никогда еще не видел, чтобы взрослого, образованного, слывшего умным человека вот так, несколькими фразами обратили в ничто, уничтожили, стерли в порошок.

Максим Алексеевич дернул щекой. Ему очень хотелось возразить что-нибудь баронессе, совершенно несносной особе, но, как говорят игроки, крыть было нечем. Однако он решил хотя бы попытаться оставить последнее слово за собой.

– Отдаю должное вашему красноречию, милостивая государыня, – промолвил он с легким поклоном. – Еще немного, и вы, пожалуй, убедили бы меня, что не замешаны в убийстве Любови Осиповны. Однако дозвольте вам напомнить, что мы живем в другие времена, и нынче перед законом все равны. Не обессудьте, но если я получу доказательства вашей вины, вам придется отвечать перед судом. И ваши высокородные друзья, которые наверняка у вас имеются, вас не спасут. Если понадобится, – продолжал следователь, воодушевляясь, – я переверну этот дом вверх дном, допрошу всех, кого только можно, но уличу вас. Пока – запомните, я сказал пока! – вы остаетесь у меня на подозрении. Поскольку что бы вы ни говорили, но терять столь дорогостоящее имущество наверняка несладко. Честь имею.

Он холодно кивнул Степану Александровичу, который молча, оторопев, смотрел на него во все глаза, взял свой мокрый портфель и удалился. В аллее следователь влез в шарабан и велел кучеру трогать. Тот кивнул и хлестнул лошадей.

– Я что-то пропустил? – невинно осведомился Казимир, подходя к племяннице и поправляя тюльпан в петлице.

7

Амалия разрывалась на части. С одной стороны, надо было обыскивать лес, так как она была уверена, что именно там они найдут без вести пропавшую Натали. С другой стороны, следовало прояснить кое-что по поводу угрожающих писем. С третьей – обнаруженные в чемодане рука и нога тоже требовали самого пристального ее внимания. С четвертой – Амалии очень хотелось прищучить Пенковского, посмевшего заявиться к ней с фальшивым векселем, тем более что у нее имелись все основания. В общем, работы был непочатый край.

С некоторым сожалением Амалия решила пока отказаться от мести Пенковскому, отложив ее до лучших времен. Письма тоже могли подождать, хотя теперь Амалия окончательно убедилась, что была не права по поводу их автора. Она послала Антошу навести справки в «Бель-Вю» и у Федота Федотыча и таким образом выяснила, что человек, который ее интересовал, вообще не писал никому писем. Стало быть, на повестке дня оставались два дела: то, что касалось бесхозных руки и ноги в коричневом чемодане, и то, которое началось почти пять лет назад, когда Натали Севастьянова накинула на плечи шаль и ушла с вечера Оленьки в неизвестность. Именно с него Амалия и предполагала начать.

  65  
×
×