Мобильник (черновик перевода)

Газовый факел наконец-то начал терять мощь, но по-прежнему полыхали трибуны и ложа для прессы. Занялась Арка Тонни и светилась в ночи, как подкова в горне кузницы. На футбольном поле ничего живого остаться не могло (в этом Алиса была права), но дважды после возвращения в Лодж (директора шатало, как старого забулдыгу, несмотря на все их старания поддержать его) они слышали этот жуткий крик, который доносил ветер от других стад. Клай говорил себе, что не слышал злости в этих криках, это всего лишь его воображение (воображение, испытывающее чувство вины, воображение убийцы, воображение массового убийцы), но полностью поверить в это не мог.

Они допустили ошибку, но разве могли поступить иначе? Он и Том прошлым днем почувствовали, как мобилопсихи набирают силу, увидели проявление этой силы, а ведь их было лишь двое, только двое. Разве они могли бездействовать? Позволить им и дальше набираться сил?

– Что-то делать – плохо, ничего не делать – тоже плохо, – пробормотал он себе под нос и отвернулся от окна. Он даже не знал, сколь долго смотрел на горящий стадион, и подавлял желание взглянуть на часы. Сдаться крысе-панике так легко, он уже практически к этому подошел, но, если бы он сдался, она быстро набросилась бы и на остальных. Прежде всего, на Алису. Алисе пока удавалось сохранять контроль над собой, но она балансировала на грани его потери. На грани очень тонкой. «Такой тонкой, что через нее можно читать газету», – могла бы сказать его играющая в «Бинго» мать. Сама будучи ребенком, Алиса держалась прежде всего ради другого ребенка, чтобы тот не впал в отчаяние.

Другой ребенок. Джордан.

Клай поспешил в холл, заметил, что у двери по-прежнему нет четвертого рюкзака, и увидел спускающегося по лестнице Тома. Одного.

– Где наш мальчик? – спросил Клай. Уши у него начали прочищаться, но даже собственный голос пока доносился издалека, как голос другого человека. И он подозревал, что с этим ему придется жить какое-то время. – Ты вроде бы собирался помочь ему сложить вещи… Ардей говорил, что он принес из общежития походный мешок…

– Он не пойдет, – Том потер щеку. Выглядел он усталым, грустным, рассеянным. А еще, учитывая, что от усов осталась только половина, и смешным.

– Что?

– Убавь громкость, Клай. Я не создаю новости, только их докладываю.

– Тогда, ради Бога, скажи, о чем ты говоришь?

– Он не пойдет без директора. Он сказал: «Вы меня не заставите». И, если ты серьезно думаешь о том, что уйти мы должны сегодня, я полагаю, он прав.

Алиса появилась из кухни. Она умылась, завязала волосы на затылке, надела новую рубашку, почти до колен, кожа у нее блестела от ожога. Клай полагал, что точно также блестит кожа и у него. Наверное, им еще повезло, что обошлось без пузырей.

– Алиса, – Клай повернулся к девушке, – мне нужно, чтобы ты пустила в ход свои женские чары и уговорила Джордана. Он упрямится…

Она проскочила мимо него, словно он обращался не к ней. Упала на колени рядом со своим рюкзаком, раскрыла, начала лихорадочно в нем рыться. Он в недоумении наблюдал, как она выбрасывает из рюкзака вещи. Посмотрел на Тома, увидел на его лице понимание и сочувствие.

– Что такое? – спросил он. – Ради Бога, в чем дело? – он почувствовал то самое раздражение, которое частенько вызывала у него Шарон, в тот последний год, когда они еще жили вместе, и ненавидел себя за то, что в такой момент позволил себе пойти на поводу у эмоций. Но, черт побери, только новых осложнений им сейчас и не хватало. – В чем дело?

– Посмотри на ее запястье, – ответил Том.

Клай посмотрел. Увидел только грязный кусок шнурка, но кроссовки не было. Почувствовал, как засосало под ложечкой. Может, все было не так уж и абсурдно. Если кроссовка так много значила для Алисы, предположил он, может, в ней что-то было. Даже если это обычная кроссовка.

Запасные футболка и свитер (с надписью на груди «ГЕЙТЕН БУСТЕРС КЛАБ»), которые она уложила в рюкзак, полетели на пол. Покатились запасные батарейки. Фонарик упал, пластмассовая крышка, закрывавшая стекло, треснула. Этого хватило, чтобы убедить Клая, что он имеет дело не со скандалом, какие устраивала Шарон Ридделл из-за отсутствия в доме орехового кофейного напитка или мороженого «Чанки Манки». Нет, Алису охватил безотчетный ужас.

Он подошел к Алисе, присел рядом, взял за запястья. Чувствовал, как летят секунды, складываются в минуты, которые они могли бы использовать для того, чтобы уйти из города. Но также чувствовал, с какой частотой бьется ее сердечко. И видел ее глаза. Их переполняла не паника, а агония, и Клай осознал, что в этой маленькой кроссовке для нее сложилось все: мать и отец, подруги, Бет Никерсон и ее дочь, ад Тонни-Филд, все.