47  

– На маму… – растерянно повторила Жанна. – Вы ее знали?

– Не Серафиму Николаевну, а Веру Олейникову, – уточнил Мануйлов.

– Кого? – изумилась Жанна.

– Дорогая, не нервничай, – подчеркнуто спокойно произнес владелец особняка. – Ты ведь удивилась, когда получила приглашение? Помню, как зафонтанировала вопросами, едва войдя в этот дом. Остальные-то гости пошли отдыхать с дороги, а ты не могла успокоиться, интервьюировала меня.

– А вы не отвечали, провоцировали мой интерес, нарочно дразнили! – сердито воскликнула Реутова. – Очень некрасиво.

– Не женщина, а настоящий фейерверк… – мягко сказал Сергей Павлович. – Ты взлетаешь ракетой от любого, даже невинного замечания.

– А не фига мне на хвост наступать! – рявкнула Реутова.

Хозяин понизил голос:

– Тсс, дорогая, совсем не нужно, чтобы сюда пришел кто-нибудь, привлеченный шумом. На тебя нельзя сердиться за вспыльчивость, она прописана в генах, досталась тебе от матери. Вера была красавицей, и ты на нее невероятно похожа. Но одновременно с прекрасной внешностью ты приобрела и характер Олейниковой, а он у нее… э… как бы помягче выразиться… не сладкий бублик. Собственно, из-за Вериной вздорности поломались судьбы многих людей.

– Мою маму звали Серафима Николаевна, – перебила его Жанна.

До меня донеслись шум шагов, тихий скрип, шуршание. Затем вновь раздался голос Мануйлова:

– Прочитай вслух, дорогая.

– «Я, Вера Андреевна Олейникова…» – начала Реутова. – Там дальше паспортные данные и местожительство, их тоже зачитать?

– Не стоит, лучше пропусти, – посоветовал Сергей Павлович.

– «Я, Вера Андреевна Олейникова, – повторила Жанна, – продаю свою дочь Серафиме Николаевне Рыкиной за десять тысяч долларов. Сделка осуществляется мною добровольно, без принуждения. Я отказываюсь от всех прав на ребенка и обещаю никогда не встречаться с ним. Пусть меня разразит гром, если я нарушу свое слово».

Голос Жанны стих.

– Последняя фраза звучит немного театрально, – вновь вступил в беседу Мануйлов, – но Рыкиной она показалась уместной. Хотя Серафима Николаевна сильно рисковала. Ведь Вера была взбалмошной, не управляла собой в припадках ярости, могла попытаться ее шантажировать. М-да… Понимаю, ты услышала непростое известие, но человеку необходимо знать правду о своих корнях.

– Мне не пятнадцать лет, – пробормотала Жанна. – Неужели в год моего рождения в России ходили доллары?

– Думал, ты задашь мне другие вопросы, – удивился Мануйлов. – Но готов утолить любой твой интерес. В России после революции 1917 года существовали магазины «Торговля с иностранцами», сокращенно Торгсин. А полвека спустя появились валютные «Березки», где на прилавках свободно лежало и продавалось то, о чем советский человек мог лишь мечтать: качественные продукты, сигареты, модная одежда…

– Знаю! – перебив его, воскликнула Жанна. – Одна мамина знакомая работала за границей, получала какие-то чеки, вернулась в Москву и купила на них кооперативную квартиру.

Сергей Павлович кашлянул.

– Верно, существовали и так называемые валютные кооперативы. А еще работали магазины, куда пускали исключительно зарубежных граждан. Москвичу, даже имевшему в кармане заветные чеки Внешторга, путь в них был закрыт. Доллары, Жанна, ценились в Москве всегда, и твоя мать выручила за тебя хорошую сумму.

– Я вам не верю! Детьми нельзя торговать! – крикнула Реутова.

– Тише, – шикнул на нее Сергей Павлович, – ты ведь держишь в руках расписку.

– Она поддельная, – зашептала Жанна. – Мама умерла, а вы сами нацарапали бумажонку.

– Зачем же мне это понадобилось? – без тени возмущения осведомился хозяин дома. – И внизу листа есть подпись.

– Понятия не имею, как расписывалась неизвестная мне Олейникова, – зашипела Жанна. – Объясните, что происходит?

– Успокойся и выслушай меня, – мирно предложил Мануйлов, – попытаюсь растолковать тебе суть дела. Не нервничай, пойми: я желаю тебе добра.

– Спасибки! – язвительно выпалила Жанна. – Осталось узнать, по какой причине вы решили позаботиться обо мне, бедняжке. Я вас до приезда сюда в глаза не видела.

– Но тем не менее приехала за наследством, – заметил Мануйлов.

– Вы же написали, что хотите отблагодарить и устно объясните, за что, – зачастила Жанна. – У меня сейчас тяжелые времена, почему бы и не заглянуть к незнакомому чудику, раз он мешок с пиастрами вручить жаждет. На свете полно безумцев, оставляющих капиталы собакам, кошкам, случайным прохожим, которые дорогу подсказали. Вы же не назвали число претендентов, письмо хитро составлено, все подумали, что они единственные избранные.

  47  
×
×