Кардонийская рулетка

* * *

Говорят, история человечества развивается по спирали. И еще говорят, что она повторяется: трагедия оборачивается фарсом. В случае с анархистами-нердами сработало только первое правило: разгромленные, растоптанные, проклятые, они все равно вернулись. И возвращение их сопровождалось кровью: никакого фарса, все осталось по-прежнему.

Пятьдесят лет вполне достаточный срок, чтобы одержимые убийцы покрылись флером романтики. Прогрессивные студенты, особенно из демократических миров Бисера, видели в нердах героев, замученных консерваторами-адигенами, и не вспоминали о жертвах. Семьдесят погибших, триста, восемь тысяч… Кого они волнуют? Зато последнее слово Дандира Каперо, его знаменитое: «Если вы не хотите открывать глаза, мы их вам закроем!» переписывали от руки, примеряя на себя «священную» ненависть террориста. Нерды возрождались, однако новое поколение видело в учении лишь идеологию беспощадной борьбы. Фраза «Господь создал людей свободными!» осталась в храмах. Лозунгом улицы стало: «Власть должна быть разрушена!» А конкретно — власть адигенов, противная любому «прогрессивному» человеку. Любая несправедливость, любая ошибка — случайная или злонамеренная — становилась поводом для «акции протеста». Гремели взрывы, совершались покушения на судей и чиновников, птицами разлетались по университетам прокламации, полиция громила один кружок анархистов за другим, но не могла остановить войну.

Теракты случались нечасто, но не прекращались, поскольку у нового поколения нердов отсутствовало общее управление. Не было вождей, направляющих движение к нужной им цели, только идея. А победа над идеей никогда не входила в компетенцию полиции.

— До неба! Ипать мой тухлый финиш, до самого неба столб поднялся!

— Не ори, — попросил Огнедел.

— Я негромко, — хихикнул Шо. — Да и кто услышит?

Время — за полночь, но народу на улицах полно: завтра выставка, гулять начинаем сегодня. Шум, смех, громкие голоса — Унигарт веселится, кто будет подслушивать пьяный треп двух приличных синьоров?

— А вдруг? — поморщился Лайерак.

— Дружище, ты ведь меня знаешь: я всегда осторожен. — Сапожник икнул. — До неба, до самого мулева неба!

— Да, я помню.

— Ты гений.

— Спасибо.

— А этот полицейский… Как он горел… Совсем, как тот парень…

«Тот парень».

Самое удивительное заключалось в том, что Отто сразу понял, о ком говорит Шо. Сразу вспомнил безусого юнца с Малибата, не пойми зачем решившего сыграть в героя. Помнил, как бросился он к оставленной террористами бомбе, в безумной, бессмысленной попытке предотвратить взрыв посреди многолюдной площади. Все помнил… Лайерак уезжал в пролетке, обернулся, чтобы посмотреть на взрыв, и увидел, как парнишка бежит к ящичку. Бежит и кричит. А потом превращается в огненный столб. Только что был человек, и вот — язык пламени. Визжащий от боли. Безусый идиот.

Тогда они посмеялись, пошутили насчет человека-спички, но вечером — Отто знал точно, — тем вечером Шо впервые в жизни ужрался в хлам и с тех пор уже не отпускал от себя бутылку.

Больше они смешного человека-спичку не обсуждали, но на грузовом вокзале Унигарта оказался такой же идиот — все понял и бросился к вагону, на котором террористы покинули несущийся в никуда поезд. Арестовать хотел? Перестрелку затеять? Скорее всего — второе, потому что, когда Лайерак шарахнул несостоявшегося героя из компактного «марргана», тот как раз выхватывал из кобуры пистолет. А «маррган» сработал идеально: капсула врезалась идиоту в грудь, смесь вспыхнула, и получившийся факел напомнил террористам Малибат.

— Объяснить? — удивился громила.

— Да, объяснить, — подтвердил Бабарский. — И побыстрее, пожалуйста, ночью у меня всегда разыгрывается ипохондрия.

— А как это — объяснить? — Громила развел руками. — Не понимаю.

Со стороны могло показаться, что громила издевается над толстым коротышкой, но ИХ не в первый раз общался с уголовниками и не питал иллюзий насчет их ума и словарного запаса. Суперкарго мило улыбнулся и медленно произнес:

— Я хочу знать, чем тебе не понравилась эта парочка?

— Чужаки, — молниеносно ответил громила. И подбоченился, решив, что допрос окончен.

— Завтра открывается выставка, — скучно напомнил Бабарский. — Чужаков в Унигарте в три раза больше, чем местных. Предлагаешь заняться всеми?