Кардонийская рулетка

— Заключил контракты?

— Подписываю завтра.

— Потом уедешь?

— Дождусь окончания переговоров, — качнул головой маршал. — Опять же, твои люди обещают грандиозный фейерверк.

— Они умеют, — хмыкнул Помпилио.

— Устраивать фейерверки?

— Обещать.

— Не скромничай, тебе не идет.

— Вчера ты был уверен в неизбежности войны, — неожиданно сменил тему дер Даген Тур. — Ты сказал правильно: ее старательно разжигают, но дрова должны быть сухими. Расскажи мне о них.

— О дровах? — уточнил старик.

— Да.

— Что именно?

— То, чего я не знаю.

Направляемые Теодором официанты накрыли стол и удалились, Валентин занял позицию в нескольких шагах, компанию ему составили телохранители маршала, так что помешать собеседникам опять никто не мог.

Какое-то время Тиурмачин пристально смотрел на Помпилио, раздумывая, говорить ли ему то, что собрался, а затем, приняв решение, произнес:

— Дагомаро — эрсиец.

— Из эрсийского рода, — поправил старика дер Даген Тур.

Попытался поправить, потому что, как выяснилось секундой позже, маршал сказал именно то, что хотел.

— Это не афишируется, но семья Дагомаро всегда поддерживала с родиной тесную связь. Невесты, женихи… По крови Дагомаро скорее эрсийцы, чем кардонийцы. К примеру, жена Винчера была моей племянницей, а его дед был сыном Акселя Сартамина.

— Много еще маршалов может похвастаться такими же связями?

— Половина хунты, — бесстрастно ответил Тиурмачин. — Дагомаро всегда были умными.

— То есть поддержка Эрси консулу обеспечена?

— Я говорил о другом: в первую очередь Дагомаро — родственник эрсийских маршалов, а уж во вторую — кардонийский промышленник. Подумай об этом, Помпилио, когда в следующий раз займешься анализом ситуации.

— Я подумаю, — пообещал адиген.

Бокалы в очередной раз соприкоснулись — без тоста, слов и так хватало, — и Тиурмачин продолжил:

— Я был откровенен с тобой.

— Я это ценю.

— На ответную любезность рассчитывать можно?

Старик оказался прав: белое девяносто восьмого идеально сочеталось со свежей лепешкой. Помпилио отломил еще кусочек, прожевал, глядя маршалу в глаза, — теперь была его очередь размышлять и оценивать ситуацию — и кивнул:

— Спрашивай.

— Почему дары не прилагают больших усилий для предотвращения войны? Компания ведь почти открыто поддерживает Приоту.

— А что будет, если дары так же, без стеснения, поддержат Ушер? — поинтересовался дер Даген Тур.

— Компания отступит, — тонко улыбнулся Тиурмачин. — Против Ожерелья ей не устоять.

— Или же Кардония превратится в поле боя между нами и галанитами.

— Мы оба знаем, что вашей войны не избежать, — прежним тоном продолжил маршал. — Именно поэтому Галана подминает независимые миры — ей нужны союзники, вассалы и колонии, чтобы противостоять Ожерелью. И когда галаниты соберут достаточно сил — они атакуют. Без колебаний, без сомнений и без пощады. Они хотят быть первыми, Помпилио, и ради этого будут убивать, убивать и убивать. Вас, адигенов. Они не устанут.

— Я знаю, — угрюмым эхом отозвался дер Даген Тур.

— И тебя не должно волновать, что Кардония станет полем боя, ты должен думать о том, чтобы им не стала Линга. — Тиурмачин помолчал, после чего задал главный свой вопрос: — Адигены не готовы к войне?

— Нет единства, — честно, как обещал, ответил дер Даген Тур.

— Это и означает быть неготовым. — Маршал тяжело вздохнул. — Скажу откровенно, Помпилио: ты меня не порадовал.

Потому что следующей, после Кардонии, под удар Компании попадет Эрси — в этом не сомневался никто, и это понимание требовало от эрсийской хунты обязательно поддержать Ушер.

— Хотите нас использовать? — грустно улыбнулся старик.

— Или мы вас используем, или они вас раздавят, — спокойно отозвался дер Даген Тур. — Вино и правда хорошее.

— Девяносто восьмой был славным годом.

— А с лепешкой — просто замечательно. Спасибо за совет.

— Мне было приятно дать его тебе. — И тут же, без подготовки и экивоков: — Если мы встанем за Ушер, как поступит Ожерелье?

— Линга и Верзи точно поддержат. Не встанут рядом, но поддержат.

Терраса постепенно заполнялась, люди узнавали собеседников, то и дело бросали на них заинтересованные взгляды, оценивали мрачность лиц и понимали: «Разговаривают о политике». И не ошибались.