Кардонийская рулетка

— А! Слышали? Я чувствовал, что приближаемся!

— Вям!

Спорить с директором-распорядителем никто не стал.

Абедалоф же взмахнул нераскуренной сигарой и подскочил к рулевому:

— Направление?

— Одиннадцать часов, господин директор.

— Все правильно…

— Вям!

— Астролог?

— Мы в точке, господин директор.

— Все слышали?!

— Так точно!

— Конечно.

— Вям!

— Да, Эбни, да: я, как всегда, не ошибся. Я все сделал вовремя, правильно, а потому им снова придется признать мое превосходство.

Придется признать. И не только потому, что Абедалоф «сделал вовремя и правильно», просто, несмотря на присутствие капитана, главным на мостике «Заскармазама» был именно Абедалоф Арбедалочик, директор-распорядитель проекта «Кардония», молодой мужчина — не старше тридцати, — которого всемогущие директора-наблюдатели назначили главным представителем Компании на планете, наделив колоссальными полномочиями и колоссальной же ответственностью. Потому что теперь молодой мужчина лично отвечал за то, чтобы Кардония оказалась под властью Компании.

Вся Кардония под безграничной властью Компании, не больше и не меньше.

Арбедалочик был высок и широкоплеч, сложен гигантом, а точнее — рыцарем, сказочным героем, изображения которых украшали страницы детских книг. Массивный, но в то же время ловкий, энергичный, дышащий силой и здоровьем, Абедалоф привлекал внимание и мужчин и женщин. Особенно женщин, поскольку, помимо силы и здоровья, обладал притягательной для трепетных дамских сердец внешностью: квадратный подбородок, выдающий записного упрямца, полные губы, так много обещающие девицам, загадочная родинка на левой щеке, прямой нос, густые каштановые кудри и темные глаза, в которых никогда не гас веселый огонек. Арбедалочик любил говорить громко, но его бархатистый голос звучал необычайно приятственно, а потому эта привычка Абедалофа окружающих не раздражала, скорее привлекала и помогала директору оказываться в центре внимания любого общества. Если он того хотел, разумеется.

Как все разбогатевшие выходцы из низов, одевался Абедалоф «богато», то есть крикливо: дорогущие, исключительно модные костюмы, шитая на заказ обувь и тяжеловесные украшения. Но внешность и природное обаяние позволяли нивелировать издержки воспитания. Страсть к длинным ароматным сигарам считалась «аристократической» привычкой — ими увлекались многие бонзы Компании, а вот любовь Арбедалочика к саптерам — редчайшим карликовым собачкам — объяснению не поддавалась. Саптеров таскали с собой богатые дамочки средних лет, и видеть ухоженное по всем правилам существо в здоровенных ручищах директора-распорядителя было по меньшей мере странно.

— Итак, мы в точке… — Абедалоф подошел к боковому окну и посмотрел вниз, на спокойный Банир. — Это хорошо.

— Вям! — подтвердил Эбни.

— Тебе тоже нравится?

— Вям!

Тонкое вяканье директорского любимца раздражало команду, несмотря на всеобщую любовь к Арбедалочику. Но указывать собачке, а уж тем более ее хозяину на неподобающее поведение никто не рисковал. Что же касается лужиц, которые саптер периодически оставлял по всему цеппелю, так они молниеносно вытирались палубными.

— Капитан, пожалуйста, двенадцать лиг строго на юго-запад от вулкана, — распорядился Абедалоф. — И стоп-машина.

— Слушаюсь.

— Мы стремились сюда? — удивленно осведомился Руди Йорчик, отнимая от глаз бинокль. А в следующий миг неделикатно рыгнул, продемонстрировав последствия правильного времяпрепровождения путешественника первого класса. Напивался Йорчик в одиночестве, в своей каюте: всем говорил, что его укачивает и именно поэтому он вынужден рано ложиться спать, однако мешки под мутными глазами, очевидная головная боль и жадное поглощение холодной воды доказывали, что сон приходил не сразу.

— Совершенно верно, — рассеянно подтвердил Арбедалочик, продолжая разглядывать волны. — Слово скаута.

— Неожиданно.

— Не сомневаюсь.

Руди поджал губы, Абедалоф широко улыбнулся, Эбни наклонил голову, но тоже промолчал, капитан и астролог дружно прикидывали, где должен зависнуть цеппель, рулевой исполнял, все были при деле.

— Профессор, я ведь предупреждал, что перед выставкой нам придется немного попутешествовать.

— Я помню, директор.

— Это и есть путешествие.