Голубятня на желтой поляне

— Растяпа. Уже четвёртый, — быстро сказала Данка, хотя это был первый разбитый шар.

— Ничего подобного, третий, — отозвался Алька и стал сбивчиво насвистывать.

Яр посмотрел на Читу. Чита коротко зевнул и прислонился к стене у дверцы. Он стоял в небрежной позе и разглядывал ёлочную верхушку. Левую ладонь держал за спиной, правую — у брючного кармана. Карман кругло оттопыривался, будто в нём лежало яблоко.

— Прошу прощения, директор Яр, — хрипловато сказал в бороду незнакомец. — Я не решился бы на это бесцеремонное вторжение, если бы не крайняя нужда.

— Проходите, — сказал Яр, стараясь задавить в себе тоскливое ожидание беды. — Можете раздеться… Можете даже снять бороду, если она вам мешает. На роль Деда Мороза вы всё равно не тянете.

— Не тяну, — согласился гость. — Но борода натуральная… насколько это возможно.

Он снял шапку, стряхнул с неё капельки. Размотал шарф. Медленно, по-стариковски, стянул пальто. Вешалки в зале не было, он положил одежду на стулья у входа. Выпрямился. Теперь он был похож на пожилого профессора: аккуратная седоватая прическа, отутюженный пиджак, что-то вроде университетского значка на лацкане. Широкая борода наполовину закрывала тёмно-малиновый галстук.

Бледноватое лицо «профессора» было добродушным, голубоглазым и вполне живым. Однако и в лице, и в речи его была та излишняя правильность, которая резанула тревогой Яра и ребят. Даже Данку и Альку, хотя они знали тех только по рассказам.

— Где мы можем побеседовать, Ярослав Игоревич? — осведомился «профессор».

— Здесь, — сказал Яр.

— Но… — «Профессор» посмотрел на ребят.

— Ничего, — сказал Яр. — Они в курсе. Это те, кто был в крепости.

— А! — произнёс «профессор» с чисто человеческой ноткой. С уважением и сдержанной грустью. — Это ваши бойцы…

— Да, — сказал Яр. Он шагнул к окну, снял с шахматного столика коробку с ёлочной мишурой, придвинул два стула.

— Садитесь.

— Благодарю… — Гость сел, аккуратно поддёрнув на коленях отглаженные серые брюки. Стало тихо. Чита смотрел на ёлочную верхушку. Алька с очень беззаботным видом укреплял на ветке золотистого петуха. Данка вновь собирала бусы.

«Профессор» наконец сказал:

— Я понимаю, что мой визит слегка портит вам предпраздничное настроение…

— Не скрою, портит, — отозвался Яр. — Но ещё больше удивляет. Не думал, что после того… инцидента на почтамте кто-то из вас решится на прямой контакт с нами.

Гость задумчиво похлопал по столику узкой ладонью.

— Пришлось, Ярослав Игоревич… А почему бы и нет? Мы же не враги. Нас столкнули роковые обстоятельства, но, если разобраться, нам совершенно нечего делить в этом мире. Мы можем жить, не мешая друг другу и даже помогая…

— Да? — ровным голосом сказал Яр.

— Я понимаю… Были горькие эпизоды, были потери… Но в итоге вы оказались победителями! Ярослав Игоревич! В последнем конфликте вы ликвидировали одного из наших… гм… представителей. Хотя со всех точек зрения он был неуязвим.

— Сам полез, — подал голос Чита.

— Разумеется! — воскликнул «профессор». — Кто же спорит, что ваши действия были логичны и справедливы!

— Мы звали его «Наблюдатель», — без улыбки сказал Яр. — По-моему, он был большой дурак.

— Безусловно! — весело согласился «профессор». — Безнадёжный болван. Это и понятно, всего единица… Не его жаль, а то, что он так бездарно провалил манёвр. А главное, что не успел проинформировать нас, какое оружие вы применили. Казалось, что такого оружия не существует. Увы, оно есть, и нас это до сих пор озадачивает. Говорю вам это вполне откровенно.

Яр незаметно взглянул на Читу. Чита смотрел на верхушку ёлки. Но губы у него чуть шевельнулись.

Яр с усмешкой спросил:

— А что значит «единица»? Какая-то мера интеллекта?

— В известной степени… Если интересно, я могу пояснить.

Яр сел поудобнее, давая понять, что ему интересно.

— Видите ли, мы во многом отличаемся от гуманоидных цивилизаций, к которым принадлежите вы, — доброжелательно и чуть печально сказал гость.

— Это заметно, — с ехидцей отозвался Яр. Его тоскливое беспокойство приутихло, и теперь ему было по-настоящему любопытно.

— Я имею в виду не мораль и не цели нашей деятельности, а чисто физическую сущность, — терпеливо разъяснил «профессор». — Наша осознавшая себя общность состоит как бы из атомов разума. Из сгустков энергии мысли… Есть представители, которые, как простейшие молекулы, состоят из одного такого атома. А есть «молекулы», напоминающие колоссальные скопления… Я, конечно, упрощаю, чтобы объяснить доступнее…