Библиотекарь

Нужно было срочно исправлять позорное впечатление, которое я произвел на тайных соглядатаев. Причем, чтобы они не поняли, что я раскусил эту игру.

Я призвал на помощь былое актерское мастерство. Устало рассмеялся, приосанился, сплюнул на пол, произнес: «Вот, сволочи…», — кажется, прозвучало хорошо. Крепко, с презрительной хрипотцой. Мужественный веселый человек ради собственной забавы покривлялся перед дверью и перестал. Подумаешь, ну, справил нужду — дело-то обычное. А теперь наружу вылез истинный несгибаемый характер. Эдакого парня разве испугаешь одиночной камерой. Он сейчас отожмется от пола, потом за стол сядет и начнет тетради листать…

Их было шесть — черная, голубая, серая и три коричневых, — древние, из незапамятных советских времен тетради, в клеенчатом переплете. Таких я давно уже не видел. Они исчезли с прилавков много лет назад.

Черная оказалась початой. На обложке от руки кто-то написал: «Для кулинарных рецептов». Внутри тетрадь была разделена на главы. «Первые блюда», «Блюда из мяса», «Блюда из рыбы», «Десерты», «Салаты», «Напитки». Рецептов не было, сразу после заглавия шли чистые листы.

Коричневые тетради были нетронутыми, но я тщательно их просмотрел до самого типографского верлибра на заднем форзаце:

Понинковская КБФ

ТЕТРАДЬ ОБЩАЯ

Арт. 6377-У 96 листов

Цена 84 коп.

ГОСТ 13 309–79

В серой тетради цена была перечеркнута и написана новая, чернилами — 1,65 коп. Ниже стояла подпись того, кто зачеркнул старую цену.

В голубой тетради лежал лист отрывного календаря за девяносто девятый год, четырнадцатое октября, четверг. На лицевой стороне была какая-то астрологическая чушь:

«Солнце в Весах, Управитель Юпитер. Восход 7.57. Заход 18.33. Следите за словами и эмоциями, рекомендуется помолиться и проговорить позитивные настрои и установки. Не увлекайтесь сладким. Нельзя воздействовать на печень, желчный пузырь, кровь и кожу. Можно лечить болезни легких, бронхов. Камень Солнца — лабрадор. Камень Луны — гиацинт».

Из любопытства я перевернул клочок, и мое сердце будто рванули вниз, распарывая внутренности. Вот что было напечатано крошечно-муравьиным шрифтом:

Покров.

Этот праздник уходит корнями в глубокое языческое прошлое, когда наши предки отмечали встречу осени с зимой. Народные верования связывали название Покров с первым инеем, который «покрывал» землю. С приходом на Русь христианства этот праздник отмечался в честь пресвятой Богородицы и ее чудесного плата — покрова или мафория, который она распростерла над молящимися в храме людьми, защищая «от врагов видимых и невидимых».

На Руси с Покрова дня начинались свадьбы. Девушки, веря в силу Покрова содействовать брачному союзу, спозаранку бежали в церковь и ставили свечу празднику. Существовало поверье: кто раньше поставит свечу, тот раньше и замуж выйдет.

В старину говаривали:

На Покров до обеда осень, а после обеда — зимушка-зима.

Покров, натопи избу без дров!

Покров-батюшка, покрой землю снежком, а меня женишком!

Опосля Покрова заревет девка, как корова.

Кровь горячими спазмами окатывала голову. Я склонился пониже над столом, опасаясь, что на лице проступила гипсовая маска ужаса. Долго не мог отдышаться. Воздух перехватило, словно окунули в прорубь. Слава Богу, я полагал, что за мною наблюдают, и ничем себя не выдал, сдержался. Я слишком хорошо знал, что означает в громовской терминологии слово «Покров»…

Листок, залетевший из прошлого тысячелетия. Он всегда передо мной. Черная метка и бессменный календарь. В бункере с первого дня застыло 14 октября, вечный Покров…

Утихли кровяные пульсы в голове, восстановилось дыхание. И колотящееся сердце потащилось назад, застегивая на болезненную змейку второпях разорванное нутро. Я заставил себя поверить, что календарный лист не изощренное послание Горн, а глупая случайность, недоразумение.

Меня отвлек зарокотавший в стене невидимый механизм. Я стремглав подбежал к заслонке. В нише стоял поднос с едой и чистое фаянсовое судно, пахнущее хлоркой.

Я для порядка покричал в подъемник: «Откройте, откройте!», — лишь ойкнуло жестяным эхом в шахте.

Вытащил поднос: пюре с котлетой, салат и чай. Голода не было, но я поел. Спокойно, с достоинством, позируя наблюдателям.

Затем поставил в нижнее отделение ниши «утку», полную разжиженного страха, а на верхнюю половину — поднос с пустыми тарелками. Прикрыл заслонку. В стене заскрежетали шестеренки, скрипнул трос…