Библиотекарь

В годы моего детства песня довольно часто звучала по радио. Не могу сказать, что раньше она производила на меня особое впечатление, я свыкся с ней и не замечал ни слов, ни музыки. Теперь же точно спали ватные заглушки и фильтры, открывая иные сверхчастотные диапазоны. Я услышал песню заново.

Звучал не просто мальчик, солист детского хора. Ребенок-скальд воспевал подвиг и смерть. Дискант нисколько не умалял жертвенной отваги юного голоса, наоборот, наполнял его незамутненным чистым звоном, и перед глазами вставали величественные картины Советской Валгаллы. Смерть одновременно была парадом на Красной площади и вечным боем у разъезда Дубосеково, бронзой, мрамором, огнем. На короткий миг я увидел или вспомнил свою воспетую будущую смерть. Она была прекрасна, потому что оказывалась бессмертием. Меня захлестнули благодарность и ликование.

Я не выдержал и поделился переживаниями с Маргаритой Тихоновной.

— Все правильно, — сказала она. — Вот есть намоленные иконы, а есть начитанные Книги, как наша. Почаще перечитывай, и страх навсегда потеряет власть над тобой…

Так к инфантильному арсеналу ложной памяти добавился звуковой эквивалент советской вечности, неоднократно меня выручавший в трудную минуту. Позже к звуку наросли изображения, напоминающие рваные кадры черно-белой хроники.

Словом, когда 6 июля вновь позвонил Латохин и назначил сбор, я был подготовлен к поединку с павликами. За день до выезда я передал Маргарите Тихоновне на хранение Книгу. Тогда собралась вся читальня. Был еще дополнительный повод — мы отмечали день рождения Марата Андреевича.

Казалось, только у меня одного в сердце торчал ржавый гвоздь тревоги. По ребятам ничего не было видно, словно и не предстоял бой. Я, в который раз, поразился простому мужеству широнинцев. Люди с железными нервами, они могли шутить, улыбаться, нахваливать Танины салаты и пирог Маргариты Тихоновны. Лишь застольная песня выдала их тайное волнение, когда все затянули про товарища, улетающего в далекий край.

Я изо всех сил постарался задернуть завтрашний день шторой, выпил стакан водки за здоровье Марата Андреевича и, как умел, пристроил свой голос к хору: «Любимый город может спать спокойно, и видеть сны, и зеленеть среди весны».

В КОЛОНТАЙСКЕ

Еще затемно мы впятером — Таня, Тимофей Степанович, Дежнев, Оглоблин и я — спустились к «рафу». В больших клетчатых сумках лежало снаряжение и оружие.

Путь в Колонтайск я благополучно проспал. С утра меня донимало похмелье, я кое-как пристроился в кресле, дорога и тряска убаюкали, и я забылся мертвой дремой.

В Колонтайске нас определили на постой к читателю Артему Веретенову. Он помогал нам в бою с гореловской читальней. Жил Веретенов в частном секторе, и его двухэтажный дом мог принять множество гостей. Нас поселили в бане, а мезонин, застекленную веранду и беседку уже заняли более многочисленные читатели воронежской и ставропольской читален. Во флигеле ютился отряд из Костромы.

Конечно, такое количество вооруженного народу рядом успокаивало, несмотря на известные бытовые неудобства. Но я понимал и другое: раз мобилизованы столь внушительные силы, значит, ожидается серьезная битва. В колонтайской читальне было двадцать семь человек. У Веретенова собралось три с лишним десятка бойцов, и по его словам, к Латохину еще продолжали стягиваться подкрепления. На квартире колонтайца Сахно жили люди из Пензы. У Латохина остановились вологодские читатели. Ожидался даже отряд Совета библиотек, общим числом не меньше двух дюжин.

Такое количество бойцов говорило о том, что павлики — не только опасный, но и многочисленный противник. За последнее время к удачливой библиотеке присоединились множественные недобитки, переписчики, долгие годы скрывавшиеся от войск Совета, мародерствующие банды, неудавшиеся воры и прочее отребье громовского мира. Предполагалось, под знаменами павликов собралось уже до сотни бойцов.

Самое неприятное, никто не мог сказать, сколько еще ждать появления павликов, день или неделю, и это вынужденное бездействие угнетало.

Города я не увидел, прогулки нам не рекомендовались, да мне и самому не особо хотелось выходить на улицу. Мы быстро перезнакомились с соседями. Когда Веретенов представил меня как библиотекаря Вязинцева, кто-то с удивлением воскликнул: «Так вы живы, а нам говорили, убили вас год назад!»