Дом для Одиссея

Она сердито заволокла свои покупки в дом, бросила в прихожей и быстро прошла в гостиную, чтоб с размаху упасть в кресло, как привыкла делать. Только в этот раз дойти не успела. Потому что глаз еще с порога выхватил две белокурые головки, испуганно прижавшиеся друг к другу, да две пары ярко-синих широко раскрытых глазищ, готовых вот-вот пустить первую слезу от страха. От того, что одна тетка орет во дворе, как ненормальная, а другая залетела сюда и будто шипит вся от непонятной обиды и злости, и от того, что так сильно сразу к маме домой захотелось. Что-то вдруг лопнуло внутри у Лизы под взглядом этих сверкающих непролитыми слезами глаз и растеклось по венам, как теплое утреннее молоко. Ей даже жарко стало и стыдно, и такая боль щемящая напала от этого стыда — хоть самой плачь. Она присела перед близнецами на корточки, раскинула руки и в непонятном для себя порыве прижала обоих, и долго сидела так, закрыв глаза и покачиваясь тихонько, как маятник, из стороны в сторону.

— Тетя, а чего ты плачешь? — тихо спросил ей в ухо Глеб. — Тебя обидел кто-то, да?

— Нет, Глебушка, я вовсе и не плачу.

— А у тебя по щеке слеза бежит. И прямо мне за ухо стекает. Щекотно.

— Тетя, у тебя волосы мандаринкой пахнут, — в другое ухо прошептал Борис. — Такие вкусные эти мандаринки, нам мама на Новый год покупала.

— А от вас земляничным вареньем пахнет и арбузом.

— Ой, так мы сегодня арбуз ели! — радостно сообщили близнецы, дружно вырвавшись из ее объятий. — Нам тетя Таня арбуз давала, и мы много-много съели! Мы за ним в магазин все вместе ходили! Она еще сказала — ночью опрудитесь. Тетя Лиза, а как это — опрудитесь?

— Да господи! — рассмеялась Лиза. — Это значит всего лишь — описаетесь. И больше ничего и не значит!

— А-а-а… Нет, мы никогда не писаемся. Нас мама давно еще попросила, чтоб мы в кроватки не писались, потому что ей стирать трудно, — важно и деловито объяснил Глеб, выставив вперед маленькую ладошку. — Мы и у вас тоже писаться не будем. Ладно?

— Ладно.

— А еще мы сегодня прямо по травке прыгали! — нетерпеливо перебил брата Борис. — У вас тут такая травка красивая растет! А в обед нам тетя Таня курицу давала! Так вкусно! Она ее из шкафа такого горячего достала, прямо целиком. И можно было съесть, сколько хочешь! Мы прямо от пуза объелись.

— Ой, какие вы у меня молодцы оба! А что это мы тут сидим-то, скажите? У нас же там в прихожей целое богатство свалено.

И они устроили себе в этот вечер большой разбор подарков с визгом, криком, смехом и баловством. Лиза сначала веселилась от души, наблюдая за забавными проявлениями детского восторга, а потом сама включилась в это единое поле радости, даже искренне раздосадована была, что не догадалась и себе прикупить какой-нибудь велосипед на пару с роликами. Мальчишки, однако, ее от души успокоили:

— Да мы дадим тебе покататься! И роликов дадим, и велосипеда… А хочешь, прямо сейчас бери!

Увлекшись, Лиза и не заметила долгого отсутствия Татьяны и очень удивленно на нее уставилась, когда та нарисовалась в дверях полностью одетая, строго повязанная черным платочком и с чемоданом в руках.

— Тань, ты чего? — моргнула растерянно. — Куда на ночь глядя? Да еще с чемоданом.

— Там гостинцы, — пояснила Татьяна, показав глазами на чемодан.

— Какие гостинцы?

— В деревню я к себе поехала, Лизавета. Надо мне. Сестра Настена вчера померла, Сашка вот телеграмму принес.

— Погоди, Тань. Как это — в деревню? А я? А мы? Как без тебя-то? — жалобно проговорила Лиза, поднимаясь с ковра на ноги. Близнецы тоже примолкли испуганно, снова сдвинулись дружненько головами и сплелись ручками, словно защищая друг друга от наступающих проблем.

— Не знаю, справишься как-нибудь без меня. Няньку наймешь, что ли. А Настену все равно хоронить надо, тут уж ничего не попишешь. Некому ее хоронить-то, получается. Мужик пьет, дети еще не самостоятельные. Вот и получается, что надо ехать. Ты уж извини меня, Лизаветушка.

— Ну да. Конечно. Я понимаю. А ты надолго, Тань?

— Да думаю, дня за три-четыре обернусь. Ничего, не помрете. Еды там много всякой наготовлено, так что голодать не придется. Ну, бывайте.

— Тань! Да как же, у меня же судебные заседания назначены! Я что, с ними туда пойду? — показала она рукой на притихших близнецов, понимая, что гласит сейчас, как тот самый вопиющий в пустыне — так же отчаянно и без толку.