Игра Джералда

«Ты уверена, что хочешь этого? – спросил новый голос. – Ты действительно уверена, что хочешь близости с этим человеком?» Джесси закрыла глаза, как будто так она могла заставить голос замолчать. Когда она снова открыла их, Джералд стоял у ее ног в нетерпении. Его ухмылка стала еще шире: открылись последние зубы с золотыми коронками симметрично по краям рта. Джесси вдруг поняла, что не просто не любит эту дурацкую ухмылку, – она бесит ее.

– Я отпущу тебя.., если ты будешь хорошей девочкой, Джесси. Ты ведь умеешь быть хорошей, а?

«Уже было, – шепнул новый умный голос, – все это было и надоело».

Джералд поддел большими пальцами резинку трусов, и они слетели на пол, миновав инструмент любви. Это была не та замечательная любовная машина, которую она нашла в раннем возрасте на страницах «Фанни хилл», но нечто скромное, розовое и мягкое – пять дюймов заурядной эрекции. Два или три года назад во время одной из своих редких поездок в Бостон она видела фильм под названием «Живот архитектора». Она подумала: "Ну вот, а теперь я смотрю «Член адвоката». Она вынуждена была стиснуть зубы, чтобы не расхохотаться. Это было бы совсем неуместно.

Затем пришла мысль, от которой смеяться совсем расхотелось: он не осознает, насколько все это серьезно, потому что она, Джесси Мэхаут Бюлингейм, жена Джералда, сестра Мэдди и Уилла, дочь Тома и Салли, бездетная, вообще отсутствует. Она просто перестала существовать для него в тот момент, когда ключи с тонким лязгом защелкнули наручники на ее запястьях.

Дешевые порнографические журналы, которыми он увлекался в юности, уже давно уступили место стопке толстых иллюстрированных изданий в нижнем ящике стола. Женщины, запечатленные на снимках, из одежды имели на себе только жемчуг – и больше ничего; они позировали на четвереньках, задрав задницы, на толстых коврах из медвежьих шкур, а мужчины с сексуальным оборудованием, в сравнении с которым инструментарий Джералда казался просто невинным, внедрялись в них сзади. А на задних обложках этих журналов между колонками телефонов с предложениями интимных услуг приводилась информация об идеальных пропорциях женского тела. И Джесси вспоминала сейчас об этих человекоподобных на фотоснимках, их позах и лицах без проблесков человеческих чувств с недоумением, которое постепенно сменял ужас. Внутри нее как бы вспыхнул яркий свет, и картина, им освещенная, была гораздо страшнее этой глупой игры, в которую они играли в летнем коттедже у озера, когда лето уже окончилось, спряталось где-то до следующего года…

Но эти мысли не мешали ей слушать. Вот птица заверещала вдалеке и, судя по звуку, полетела: возможно, до нее было больше мили. Слышался шум работающей бензопилы в дальнем лесу. Ближе к озеру Кашвакамак гагара прокричала звонко и протяжно в голубое октябрьское небо перед отлетом на юг. Еще ближе, где-то тут, на северном берегу, залаяла собака. Этот резкий, прерывистый звук показался Джесси приятным. Значит, кто-то еще здесь, рядом, несмотря на октябрь. И этот дверной стук и скрип, протяжный, как слова в беззубом рту; Джесси почувствовала, что если это будет продолжаться долго, она сойдет с ума.

Джералд, голый, но в очках, на коленях полз к ней по кровати. Его зрачки блестели.

У нее мелькнула мысль, что именно из-за этого блеска глаз она продолжала игру так долго, хотя первоначальное любопытство давно иссякло. Долгие годы прошли с тех пор, как она в последний раз видела этот блеск в глазах Джералда, когда он смотрел на нее. Джесси неплохо выглядела. Она умела держать вес и сохранила фигуру, однако его интерес к жене все равно улетучился. Что там говорится в старых притчах о привычке, которая порождает презрение? Это не относится к возвышенной любви, во всяком случае, такой, которую воспевали поэты-романтики – их она проходила в колледже, но жизнь, увы, полна суровой прозы, о которой Перси Шелли и Джон Ките никогда не писали. Может быть, потому, что эти поэты-романтики умерли почти юными, так никогда и не достигнув возраста зрелости, в отличие от них с Джералдом.

Однако все это вообще не имело значения здесь и сейчас. Важно было то, что она зашла в этой игре гораздо дальше, чем хотела, уступая горячечному блеску в глазах Джералда. Благодаря этому блеску она чувствовала себя юной, очаровательной и желанной. Но…

«…Но если ты думаешь, что у него загораются глаза потому, что он видит тебя, ты очень ошибаешься, милая. Или ты хочешь ошибаться. И теперь ты должна решить – здесь и сейчас решить, будешь ли ты и впредь позволять ему унижать себя. Ведь именно так ты себя чувствуешь? Униженной?» Она вздохнула. Да. Именно так.