Дьявольская колония

Раскрыв телефон, Грей поднес его к уху.

— Мама?

— Нет, это папа, — услышал он. — Ты что, не можешь определить по голосу?

Грей решил не указывать отцу на то, что тот еще не успел ничего сказать.

— В чем дело, папа?

— Я просто звоню, чтобы сказать тебе… что…

Последовала долгая неловкая пауза.

— Папа?

— Да подожди же, черт бы тебя побрал… — Отставив трубку, отец крикнул в сторону: — Гарриет, зачем я звоню Кенни?

Послышался отдаленный голос матери:

— Что?

— Я хочу сказать, Грею. Зачем я звоню Грею?

«Хорошо хоть имя вспомнил правильно».

В трубке послышалось недовольное бормотание, голос отца становился все более раздраженным и злым. Нужно остановить это, пока все не выплеснулось через край.

— Папа! — крикнул в телефон Грей.

Прохожие стали на него оглядываться.

— Что? — проворчал в ответ отец.

Грей постарался сохранить свой голос ровным и спокойным.

— Послушай, наверное, тебе лучше просто перезвонить мне. Когда ты вспомнишь. И все будет в порядке.

— Да, хорошо, пожалуй, ты прав. Просто тут столько всего случилось… у меня в голове все перемешалось.

— Не беспокойся, папа, все хорошо.

— Ладно, сынок.

Грей захлопнул телефон.

Сейхан посмотрела на него, без слов спрашивая, в чем дело. Ее рука скользнула с плеча Грея на талию, словно помогая ему держаться прямо.

Грей убрал телефон в карман.

— Да так, мелкие семейные неприятности.

И все же она задержала на нем взгляд, стараясь прочитать его мысли.

Грей указал на дверь.

— Давай-ка лучше узнаем, что считал таким важным Фортескью, если спрятал свой дневник в Исландии.

17 часов 01 минута

Сейхан опустилась на стул, перенеся вес своего тела на здоровое бедро и вытянув правую ногу вперед.

Грей остался стоять. Молодая женщина внимательно посмотрела на него, вспоминая болезненное выражение его лица, мелькнувший у него в глазах страх во время разговора с отцом. Сейчас от этого не осталось никаких следов. Где закупорил свои чувства Грей? И как долго он еще сможет это продолжать?

И все же сейчас Грей находился в своей стихии, и Сейхан почувствовала облегчение, практически такое же, какое она испытала, расслабив больную ногу. Однако и ту и другую заботу не удастся отложить надолго.

— Так что же вы можете сказать про дневник Фортескью? — спросил Грей.

Доктор Эрик Хейсман истово закивал, расхаживая по кабинету. Теперь здесь царил еще больший разгром, чем прежде. Весь стол был завален документами и книгами. Из соседнего кабинета прикатили еще два устройства для чтения микрофильмов. Несомненно, другие сотрудники архива недоумевали, что здесь происходит, особенно если учесть вооруженных часовых у дверей. Однако поскольку на стеллажах архива и в заполненных гелием резервуарах хранилось множество бесценных документов, быть может, в подобном зрелище не было ничего из ряда вон выходящего.

Тем не менее в настоящий момент Хейсман больше напоминал безумного ученого, чем куратора музея. Рукава его помятой рубашки были закатаны, растрепанные седые волосы торчали во все стороны. Но в первую очередь это впечатление порождалось его глазами, красными, возбужденными, горящими фанатичным огнем.

Впрочем, последнее, возможно, объяснялось обилием пустых стаканчиков из-под кофе, которыми была переполнена единственная мусорная корзина.

Сколько времени провел без сна этот человек?

— Это поистине поразительный документ, — сказал Хейсман. — Даже не знаю, с чего начать. Где вы его обнаружили?

Грей покачал головой.

— Боюсь, эта информация является засекреченной, что относится и к нашему разговору.

Куратор нетерпеливо отмахнулся от его слов.

— Знаю, знаю… Мы с Шарин подписали все необходимые документы, чтобы получить временный допуск.

Его помощница сидела на другом конце стола. Она не сказала вошедшим ни слова. Ее черные глаза лишь на мгновение оторвались от лежащих перед нею листов ксерокопии. Шарин успела сменить обтягивающее черное платье на симпатичную блузку и свободные брюки.

Сейхан не сводила с нее настороженного взгляда. До сих пор молодая женщина не дала никаких оснований для подозрений, если не считать ее сногсшибательной внешности: гладкая кожа, изящные черты лица и блестящие черные волосы. Что делает подобная красавица, работая помощницей простого куратора в этом склепе, заполненном пыльными рукописями? Шарин запросто могла бы дефилировать по подиуму в Милане.