173  

— Но в них нет никакого смысла, — пробормотал Грей. — Это просто беспорядочный набор букв. Или это шифр, или Льюис действительно сошел с ума.

Мельком взглянув на шкуру, Сейхан снова сосредоточила внимание на дороге.

— Кажется, Хейсман упоминал о том, что Льюис и Джефферсон шифровали свои письма. Использовали свой личный код.

— Совершенно верно.

Грей представил себе, как Льюис медленно умирал, истекая кровью, в ожидании того, когда его обнаружит миссис Гриндер. У него было достаточно времени, чтобы написать свое последнее обращение миру, но что в нем содержалось? Льюис назвал имя своего убийцы? Или же это было его завещание, последняя воля?

Пальцы Грея теребили грубую шкуру в том месте, где она была отскоблена. Что стер Льюис? По краям сохранились остатки чего-то похожего на карту: излучина стекающей с горы реки, перевал через горный хребет, край озера. А что, если здесь была более подробная карта местности вокруг затерянного города таутсее-унтсо поотсеев? Что, если золотая карта указывала лишь общее направление, а эта раскрашенная версия позволяла точно определить место? И именно с ее помощью Фортескью обнаружил на западе затерянный город — если, конечно, он его действительно обнаружил?

Грей сложил в уме разрозненные элементы загадки.

— На мой взгляд, предатель генерал Уилкинсон убил Льюиса ради имевшихся у него золотых пластин, но он так и не догадался о значении бизоньей шкуры. Смертельно раненный Льюис позаботился о том, чтобы карта не попала в чужие руки, и начисто стер ее, оставив вместо нее последнее зашифрованное послание. Он надежно его спрятал, скрыв своим телом и кровью.

— Но зачем его прятать?

— Быть может, чтобы убийца не догадался о том, что его назвали по имени. Быть может, Льюис надеялся, что шкуру вместе с другими его вещами передадут Джефферсону, но в любом случае он сделал свое завещание, обращаясь к будущему. Вероятно, мы так никогда и не узнаем, как все произошло на самом деле. Точно можно сказать только то, что никакой карты нет, и мы ничем не можем помочь Пейнтеру.

У Грея зазвонил телефон. Он ответил на вызов.

— Кэт?

— Как дела у Монка? — первым делом осведомилась Кэт.

Она постаралась сохранить свой голос твердым, однако в нем все равно ощущалась дрожь.

— Спит как младенец, — заверил ее Грей.

Он уже позвонил Кэт, когда они отъехали от мемориала, и ввел ее в курс последних событий. И еще он вкратце рассказал про карту.

— Я обо всем договорилась, и на частном аэродроме неподалеку от Колумбии вас будет ждать самолет, — сказала Кэт.

— Отлично. Мы будем на месте через несколько минут. Но что насчет Сейхан? На нее по-прежнему охотятся все и вся?

— Сейчас все поглощены тем, что происходит в Йеллоустоуне, и о вас троих начисто забыли, особенно после того как я распространила информацию, обличающую Уолдорфа, объяснив, что именно он подстроил все в Форт-Ноксе, выдумав несуществующих террористов для маскировки собственных действий. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы вы беспрепятственно вернулись домой.

— Мы поторопимся. — Грею не давала покоя еще одна забота. — У тебя есть какие-нибудь мысли насчет того, как Уолдорф смог устроить засаду? Откуда он узнал, что мы собираемся раскопать могилу Льюиса? Как я понимаю, об этом было известно только тебе и Эрику Хейсману. Возможно, его помощнице Шарин.

— Насколько я могу сказать, они оба чисты. И если честно, события развивались столь стремительно, что какие-то обрывки могли дойти до чужих ушей. А ты знаешь, что у Гильдии есть уши везде. — Кэт вздохнула. — Ну а у тебя-то как дела? Есть какой-нибудь прогресс с бизоньей шкурой?

— Нет. Ничего такого, что могло бы помочь Пейнтеру. Боюсь, дальше ему придется полагаться только на себя самого.

39

1 июня, 05 часов 20 минут

Йеллоустоунский национальный парк

Кай шла через лес причудливых изваяний, прикованная к собственной тени. Ашанда двигалась следом за ней так бесшумно, что даже наручники не позвякивали. Несмотря на то что на запястье у Кай была бомба, она находила странное успокоение в присутствии чернокожей женщины.

«Возможно, это что-то вроде стокгольмского синдрома»,[37] — подумала Кай.

Но она чувствовала, что на самом деле все не так просто. Негритянка выполняла приказ Рафаэля, однако в ней не было ничего враждебного. Во многих отношениях она сама была такой же пленницей, как и Кай. Ведь они обе были в наручниках, разве не так? К тому же Кай вынуждена была признать себе, что в безмолвии Ашанды присутствовали своеобразная простота и красота, как и в звуках ее заунывного пения, в котором неизменно чувствовалась скрытая печаль.


  173  
×
×