И шарик вернется…

И при этом она отчетливо понимала, что вовсе не влюблена в Смолянского — называла она его только по фамилии, так сложилось, — у этих отношений не может быть никакого серьезного продолжения.

Верка

Верка много плакала. Гарри дома бывал редко — примерно раз в неделю — говорил, что приехал «почистить перышки». С одной стороны, Верка радовалась, что отца нет дома, что он не видит ее заплаканных глаз. В конце концов, сколько можно с ней возиться — абсолютно взрослая деваха. Все, что обещал больной жене перед ее смертью, он выполнил. Чужую тетку в дом не привел, Верка была одета, обута, сыта, каждое лето отдыхала на море. В институт он ее поступил. Денег давал больше, чем требуется студентке. Плюс — забитый до отказа холодильник. И это — при нынешнем-то дефиците всего. Впереди — только светлое будущее. А он наконец может расслабиться и получать от жизни удовольствие, что он, собственно говоря, с радостью и делал.

Верка отцу ничего не рассказывала — поила его на кухне кофе, пыталась радостно улыбаться. Болтали о том о сем — о пустяках. Гарри, как всегда, хохмил. Верка улыбалась. А на душе… На душе было тоскливо и тошно. Вовка уехал на Сахалин — говорил, что устроился на рыболовецкое судно, хотел «срубить деньжат».

– На наше с тобой будущее, — ржал он.

Какое там будущее? Верка сходила к его матери: барак, туалет на улице. У подъезда в луже валяется пьяная баба. Мать на кухне жарит рыбу. Запах такой, что Верку чуть не стошнило. Вовкина мать смотрела на нее с искренним удивлением — не понимала, зачем эта фифа пришла. Верка объяснила, что беспокоится — от Вовки было всего два письма, и это за три месяца.

– А, вот в чем дело! — Вовкина мать засмеялась, обнажив наполовину беззубый рот. — А нам он вообще не пишет. Ну и что с того? Помер бы — давно б сообщили. А раз нет, то все в порядке. Значит, живой. Да и куда он денется? — Она махнула рукой и отвернулась к плите. Верка поскорее вышла из этого чада и ада.

«Ишь ты, волнуется! — Вовкина мать повернулась ей вслед и задумчиво покачала головой. — Психует из-за этого дурака. А девка ладная, высокая. Красивая девка. Только черная, как головешка. Может, не русской породы? — И она опять задумалась. Потом спохватилась: — Тьфу, черт! Чуть рыбу не упустила! Иди достань этот минтай сейчас. Полтора часа в очереди отстояла! Еще не хватало из-за какой-то цацы семью без ужина оставить! Все жрать хотят, и муж, чтоб его, и старший сын, и двойняшки, Колька и Васька. Те еще уроды. Все в папашу, мать его…»

Верка шла спотыкаясь, из глаз слезы. Хороши будущие родственнички! Подумать страшно. Понимала, что надо выбираться из этого болота. Добра не будет — сердцем чуяла. Но как? Попыталась закрутить роман с мальчиком из соседней группы. Хороший мальчик, красивый, положительный, из прекрасной семьи. Сходили в кино, потом в театр, потом он ее провожал, стояли в подъезде. Он взял Верку за руки, притянул к себе. Поцеловал. Ее замутило, она вырвалась и убежала. Мальчик ничего не понял, а Верка, придя домой, бросилась на кровать и заревела. Проклятый Гурьянов! Как присушил ее к себе! Просто несчастье какое-то. Она это прекрасно понимала, девочка-то умная. А делать-то что?

Лялька

Отец ушел из семьи к рыжей Алле, подал на развод. Мать кричала, что развода не даст, он только усмехался:

– Ну попробуй! Детей несовершеннолетних у нас нет, имущество я не делю. А так — вперед! Народ посмешить…

Собрал чемодан. Мать раскрыла его и стала выбрасывать оттуда вещи. Отец сидел в кресле и курил.

– Проверяешь, не прихватил ли чего лишнего? — с усмешкой спросил он.

Мать посмотрела на него с ненавистью. Отец встал и спокойно начал складывать вещи обратно. Лялька стояла в дверном проеме. Он взял чемодан и прошел мимо нее.

– А я? — крикнула она.

Он надел плащ и обернулся к ней.

– Ну, ты уже девочка большая. — Он усмехнулся. — Живешь как хочешь. Совета не спрашиваешь.

Лялька застыла. Значит, все знает. Ну и черт с ним. Ее жизнь, и ее дело, с кем спать и кого любить.

На кухне волчицей выла мать.

– Заткнись! — крикнула Лялька. — И без тебя тошно! — Она легла на диван и закрыла голову подушкой.

Она отцу не судья. И матери не судья. В своей бы жизни разобраться! А там проблем — море разливанное. Самой бы не утонуть и не захлебнуться! Через две недели после ухода отца она собрала вещи и переехала к Грише. Мать стояла у двери и кричала:

– Не пущу!