Генерал-адмирал. Война

Вот потому, едва мы разобрались с немцами, я отпросился у государя и самолетом рванул в Магнитогорск. Ибо теперь предстояло максимально быстро перейти на массовое производство вооружения — не только вышеупомянутых новых образцов, но и уже давно выпускающихся — и сделать это в условиях, при которых достаточно большое количество подготовленного персонала будет призвано в армию. Поэтому альтернативы конвейеру у меня не было. На самом деле основным преимуществом конвейера является не рост производительности труда. Нет, он есть, и значительный. Когда Форд перешел на конвейерную сборку своей модели «Т», производительность труда выросла почти на пятьдесят процентов. Но этот рост во многом купируется гораздо большими трудностями подготовки производства при смене модели, сокращением предлагаемых потребителю вариантов и другими сложностями. Всем известны слова Форда о том, что потребитель может заказать себе автомобиль любого цвета, при условии, что этот цвет черный. И это не был снобизм или пренебрежение потребителем. Просто требованиям конвейерного производства по скорости сушки удовлетворял только черный японский лак — никакая другая краска, выпускавшаяся в то время, по своим возможностям для конвейерного производства не подходила… Но главный выигрыш конвейера в том, что он позволяет разбить производство на массу простых операций. Это резко снижает требования к квалификации работников и позволяет производить такие сложные устройства, как современное вооружение и техника, куда менее квалифицированному персоналу. И вот именно этим я и занялся. Ибо считал перевод производства на военные рельсы самым главным залогом нашей будущей победы в войне. А со всем остальным и без меня справятся.

Так что объявление Германией 1 августа войны России застало меня не в Санкт-Петербурге, а в Магнитогорске и не в своем кабинете, а в цеху, без пиджака и в окружении инженеров. В отличие от армии я уже вовсю воевал…

Глава 3

— Корнет!

— Я, господин ротмистр!

— Сколько еще вы будете возиться с разгрузкой лошадей?

— Уже заканчиваем, Александр Филиппович. Второй эскадрон слегка подзадержался, — пояснил корнет Веснин, — Намет закапризничал, всё никак не могли вывести.

Ротмистр Ковринский досадливо поморщился:

— Ведь говорили же Карабуло-оглы: нечего здесь форсить — армия, чай, а не скачки. Так нет… А из-за него эвон как с выгрузкой затянули.

Корнет покивал. Конь командира второго эскадрона Георгия Карабуло-оглы был дорогим текинцем, горячим, неутомимым в скачке, но своенравным. К тому же ему требовались особый уход и питание куда лучше того рациона, который обеспечивался выделяемой казной суммой. Но горец заменить своего красавца на обычную строевую лошадь отказывался напрочь, приплачивая за вкусности и полезности для Намета из своего кармана. Вот время от времени и случались разные казусы…

— Ладно, я к командиру. Следите тут, — приказал ротмистр и двинулся вдоль еще пахнущей свежей сосной разгрузочной платформы в голову состава.

В кавалерию Андрей Веснин пошел как по семейной традиции, так и по велению души. Все его предки, отец, дед и прадед были русскими офицерами и кавалеристами. Дед сложил голову во время русско-турецкой, отец воевал на Русско-японской и голову сохранил, но потерял ногу. Сам корнет Веснин на прошлую войну не успел по младости лет, но надеялся, что свое еще возьмет. И похоже, все шло к тому, что шанс взять это самое «свое» ему представится очень скоро.

Корнет Веснин выпустился из Елисаветградского кавалерийского училища в прошлом году. И сразу попал в оборот. Потому что в войсках дело обстояло не совсем так, как ему рассказывали в училище. А точнее — совсем не так. Сейчас уже корнет разобрался, почему так вышло. Дело было в том, что многие офицеры-строевики прошли через «пробные офицерские части», каковые очень сильно изменили их взгляды на то, какой должна быть современная кавалерия. А преподаватели военных училищ только в прошлом году начали проходить переподготовку на специальных курсах, организованных при Офицерской кавалерийской школе, программа которых была составлена как раз с учетом произошедших в войсках изменений. Причем эти курсы были в основном предназначены не для повышения квалификации преподавателей, а для обучения офицеров-кавалеристов кавдивизий второразрядных и третьеразрядных армейских корпусов. То есть и сроки, и уровень, и напряженность учебной программы по сравнению с «пробными офицерскими частями» там были куда меньше. И соответственно, «сдвиг мозгов» у обучающихся на этих курсах оказывался менее существенным, чем у тех, кто прошел жесткую школу «пробных офицерских частей». Веснин об этих частях рассказов понаслушался… Ну а если еще учесть, что офицеры-преподаватели — не только кавалеристы, а вообще почти все — были едва ли не самыми ярыми хулителями того, каким образом великий князь Алексей Александрович преобразует армию, неудивительно, что молодые офицеры приходили в войска совершенно неподготовленными к новым требованиям. Наоборот, впору было бы удивиться, если бы они хоть как-то этим требованиям соответствовали. А потому первые же полковые тактические учения ввели молодого корнета в некоторый ступор. Ну еще бы, за две недели учений они отмахали почти триста верст, трижды разбивали полевой лагерь, шесть ночей провели «по-походному» — на лапнике и укрывшись плащами из грубого брезента, входившими в новый комплект снаряжения, три раза оборудовали взводный и дважды эскадронный полевые опорные пункты, закапываясь в землю по уши, словно какая-то пехтура, шесть раз отстрелялись из карабинов и эскадронных пулеметов — и ни одной рубки лозы, ни одной лихой кавалерийской атаки. Они в кавалерии или где?!