37  

Жизнь Степана на новом месте стала постепенно налаживаться – причем по всем своим направлениям.

Из сомнительного вчерашнего зэка он постепенно превращался в безвинно пострадавшего. Хрущев тогда выступил с докладом на XX съезде партии. Про его антисталинскую речь ни словом не обмолвились газеты. Однако ее зачитывали на закрытых партактивах избранным членам КПСС – этого оказалось достаточным, чтобы о ней узнали все. И о том, каков мерзавец вчерашний кумир, сколько людей погубил. В пятьдесят седьмом Нетребина реабилитировали за отсутствием состава преступления. И посмертно реабилитировали Тему. Тогда же Степану власти втюхали новую полуправду – а если называть вещи своими именами, очередное вранье: его младший братишка скончался, дескать, в местах лишения свободы от сердечной недостаточности зимой сорок второго.

Тогда же сорокатрехлетний Степан получил должность химика-технолога на Кошелковском химкомбинате с окладом восемьсот восемьдесят рублей. И еще одно событие произошло в пятьдесят седьмом: он женился. Лагерь, как мы уже упоминали, на всю жизнь оставил отметку на его теле – Нетребин теперь, сколько бы ни ел, не поправлялся и при нормальном росте весом не достигал даже шестидесяти кило. Неволя свой рубец оставила и на его сердце. Во второй раз он собирался жениться – и женился! – на той женщине, которую ему не жалко было, случись что, потерять.

Простая добрая баба с претенциозным именем Виталина работала поварихой в столовой и имела в Кошелково свой собственный дом. Ходила мужской походкой – притом была милой и ласковой, особенно с возлюбленным Степаном.

Виталина осталось юной вдовой в двадцать два года – война выбивала мужское народонаселение того поколения еще с большею силою, чем лагеря. Детей завести она не успела. Урывала после войны по кусочку женского счастья то с командированным женатым офицером, то с колченогим военруком, который еще и с инспекторшей районо сожительствовал. А тут свалился на нее Нетребин – холостой, итээровец, хоть в годах и ранее судимый, зато порядочный. Понятно, что держалась за него Виталина хватко, обеими своими цепкими, но ласковыми ручками. Она бы и детишек Степе нарожала гроздь, на радость и чтобы мужика покрепче к себе привязать – да не давал им бог детишек.

Поэтому и не могла она ничего противопоставить, когда Нетребин говорил ей, едва ли не каждую субботу, придя с комбината: «Завтра я еду в Москву, к сыну». У Виталины сердце леденело, да и по хозяйству мужик по воскресеньям нужен – а что против скажешь? Ведь всякий раз у Степана находился свой особенный резон: то он обещал Юрочку в Политехнический музей сводить, то на открывшуюся ВСХВ[6], то требовалось с ним срочно химией (или физикой) позаниматься, подтянуть.

В собственных воспоминаниях о юности, да и по отзывам коллег, подростки в мыслях Нетребина представали ершистыми, обидчивыми, несговорчивыми, непослушными. Однако Юра в отличие от фантазий и представлений все время был ровен, спокоен, выдержан, рассудителен. Отличался не по-детски зрелым умом. Потому Нетребин общением с сыном наслаждался. Степану с ним было интересно, как ни с кем из сослуживцев и коллег. Ни жена, ни товарищи по работе не понимали его, как собственный, пусть и живущий в стороне, сын. С ним Нетребин готов был обсуждать самые серьезные житейские и даже политические или научные вопросы. Он мог попросить у мальчика совета и спрашивал и, что самое удивительное, советам в дальнейшем следовал. И задним числом убеждался, что рекомендации младшего по возрасту оказывались очень к месту и точны.

Впрочем, юный тоже часто у немолодого консультировался – в основном по вопросам мироустройства. И о девочках, девушках, женщинах. И о взаимоотношениях с друзьями. И о том, кем стать и как строить свою будущую жизнь и карьеру.

Практически на равных оказывались Нетребины старший и молодой в финансовых вопросах. Судя по всему, в новой семье Юрия ни малейшей нужды в деньгах не знали. Порой на культпоход юноше выделялось денег едва ли не больше, чем ассигновал на них отец.

Ни Елена, ни «дядя Викентий» общению мальчика с отцом не препятствовали. Неизвестно, что творилось в их душах, когда они отправляли Юрочку на еженедельные свидания с родным папашей. Может, так же, как Виталина, ревновали. А может, вздыхали с облегчением, оставаясь тет-а-тет в четырехкомнатной квартире, в которой имелись все удобства и даже телевизор. Так или иначе, практически каждое воскресенье начиналось у Юры Нетребина одинаково: ранней электричкой из Кошелково в столицу прибывал отец и звонил, из привокзального автомата в их квартиру, где наличествовал (большая редкость в те времена) домашний телефон. Исключением для каждонедельных поездок становились лишь обязательные для всех воскресники и совсем уж горячечные дни в конце года, когда комбинату требовалось выдать на-гора план.


  37  
×
×